Бестолковые рассказы о бестолковости
Шрифт:
Зная про такие внешне горячие и прохладные по содержанию приемы, отдельные, считающие себя очень хитрыми, военные перед самым что ни на есть впуском шли на различные уловки и ухищрения и, в конце концов, много о чем передумав, жертвовали своей свободой и банально так женились. Удачно или же нет — это уже другой вопрос. Успешность или провал этого удручающего мероприятия для свободо-соскучавшихся душ военных станет очевидным в не таком уж и далеком для них последствии. А сейчас, осуществив формальный акт гражданского своего бракосочетания и даже успев стать отцами того, что все-таки из брака этого получилось (хорошее дело ведь браком не назовут), военные приобретали некоторую уверенность в активном созерцании грядущих перспектив дальнейшей, непрерывно беспокойной своей жизни. Создав свою небольшую
Гарнизонах, пусть даже весьма и весьма удаленных от крупных областных центров, но все равно пользующихся, пусть не особой, но все же популярностью у алчных до жилой площади постоянных обитателей тамошних диких, и не совершенных в дикости своей мест. При этом в зависимости от степени демонстрируемой артистичности получение заветного кусочка мнимой военно-гарнизонной автономности могло состояться в максимально короткие сроки. А самые развитые в артистичности своей военные умудрялись отхватить этот кусочек почти мгновенно — практически в день представления самому главному на охраняемом участке суши военноначальствующему. Представления по поводу такого эпизодического, как оказалось в последствии, и далеко не эпизодического для него в сей момент события, такого как собственное, первое свое и поэтому-то и значимое для военного прибытие к новому месту службы.
А в чем состоял все-таки этот незамысловатый, но проверенный временем трюк? Впрочем, незамысловатым он казался только внешне, после того, как длительная его подготовка плодотворно завершалась. А подготовка заключалась в тщательном подборе дополнительных действующих лиц и специальной артистической подготовке всей труппы трюкачей в целом. Кроме того, в ходе подготовки осуществлялась и некая производственная деятельность, изготовлялись, например, фрагменты специальных военно-гарнизонных декораций и различные правдоподобно-бутафорские предметы военно-переселенческой действительности.
Проделав кропотливую такую режиссерско-производственную работу, военный появляется в районе будущего места службы во главе навьюченного чемоданами торговой марки «Мечта оккупанта» полуцыганского каравана-табора. Караван-табор, помимо самого несгибаемого военного, состоял из едва держащейся на ногах от усталости жены военного и двух седовласых старушек, шаркающих согнутыми в коленках ногами по неровностям гарнизонного асфальта и тщетно стремящихся выпрямить согбенные поклажей спины. Одна из старушек вела за руку золотушного, исполненного очей пятигодовалого мальчика, так же, по-старушечьи, сгибающегося под тяжестью громоздящегося у него за спиной непомерных размеров рюкзака. На шее военного восседало плаксивое его чадо, периодически оглашающее строгие военные окрестности истошными в капризности своей криками: «Папа, кусять!», «Папа, пить!» При этом чадо иступлено тянуло в мольбе свои синенькие ручки, обращаясь к равнодушным к его сюесекундным страданиям, неумолимым в вечности своей, небесам. Оказавшись в непосредственной близости от своего нового высоковоенноначальствующего, военный должен был резко опустить на асфальт бутафорские свои чемоданы и сорвать с шеи надоедливое свое чадо, заботливо усаживая его на один из предметов мечтания каждого уважающего себя оккупанта. Далее военный должен был перейти, как положено, за пять-шесть шагов до начала носков сапог высоковоенноначальствующего на противоестественный для всего остального человечества строевой шаг. Затем разом вдруг замереть в диком испуге за положенных по военному этикету, два-три метра до несокрушимо в терпеливом ожидании стоящего высоко военноначальствующего. Испуганно-дико замерев, военный должен был подчеркнуто радостно, торжественно так сообщить высоко военноначальствующему о своем благополучном прибытии и готовности к продолжению нелегкой ратной службы.
Высоковоенноначальствующий коротко благодарил военного за то, что тот не погнушался-таки и нашел время, не пожалел, так сказать, сил и здоровья на долгожданное (им
Он вдруг приступал к поспешному и явно оправдательному монологу о ненарочитой своей непредусмотрительности, о недогляде своем за нерадивостью внешне отзывчивой на его просьбы кадровой службы, под началом его состоящей и сообщившей ему заведомо недостоверные данные о составе, численности и проблемности прилепившегося к скорбящему в стойкости своей военному разновозрастного такого семейства. Что он, мол, как истинный отец-командир, задолго распорядился о подготовке для прибывающего семейства аж целой комнатищи в громадном таком общежитьище демократическо-смешанного типа. Большущей такой комнаты. Ну, если уж опуститься до того, что в прозаических каких-то метрах квадратных мерить, то уж ни как не меньше восьми будет. Меньше никак не получиться. Вы что, смеетесь? Ну как же, он же, ведь хоть сегодня и действительно довольно высоко уже военноначальствующий, но ведь тоже молодым был когда-то и все об молодых этих когда-то, да и теперь тоже, до сих пор еще что-нибудь да как-нибудь об них, об молодых значит, но все об них знает и все устремления их тоже понимает. А вообще, отговорки это все — все очень даже хорошо еще он понимает. Путано объясняется высоко уже военноначальствующий, но смысл вполне понятен, в общем — не со зла он.
Казалось бы, все учел он, обогащенный годами нажитой мудрости. Есть, правда, в общежитии еще в этом отдельные неудобства архитектурно-планировочного такого характера Ну, например, туалет в коридоре, один на всех туалет. И тоже смешанного типа. Для обеих полов, значит, смешанный. Но ничего, быстрое посещение его с предварительным вывешиванием табличек «М» (мадамский, значит) и «Ж» (означает жентельментский) до сих пор позволяло избегать возможных ложно-стыдливых казусов. Так что для начала условия создавались вполне приемлемые. Что-что? А вы фильм «Офицеры» смотрели? То-то же. Ну, а учитывая вновь открывшиеся, все отягчающие и усугубляющие все обстоятельства — капризно-золотушные дети и староватые уже такие родители, что-нибудь будем сейчас решать.
Тем временем любопытствующее чадо устает сидеть на оккупантском вожделении и, воспользовавшись временной бесконтрольностью, незаметно подкрадывается к высоко военноначальствующему и, бесцеремонно нарушая всяческую субординацию, треплет его за военную штанину:
— Дядь, а дядь, а ты командил?
— Да вроде как да, — смущенно улыбается высоко военноначальствующий.
— А я стисок пло тебя знаю, — заявляет юное дарование военного и добавляет с гордостью, — меня папа учил, ласказать?
— Да нет, давай-ка, молокосос, в следующий раз как-нибудь, на новогодней елке, не мешай военноначальствующему дяде, — вмешивается внезапно чем-то обеспокоенный военный.
— Да пусть расскажет, нельзя же сдерживать творческие проявления юных таких дарований, из обыденности нашей прорастающих, — одобрительно-поощряющее кивает высоко военноначальствующий, — у меня вон внучка тоже уже начала стихи сочинять. Давай, хлопчик, валяй стихи про командира. Папа, наверное, научил, а он ведь плохому-то никогда не научит.
— Командил полка, нос до потока, уски до двелей, а сам — как мулавей! — радостно декламирует дарование и с удивлением смотрит на окаменевшее лицо военного папы.
— Хороший стишок, — озадаченно крякает высоко военноначальствующий, — правду, видать, говорят, что устами младенца глаголит истина. Но я, сынок, не такой командир. Это тебе папа про другого командира стишок рассказывал. Во всяком случае, нос у меня не до потолка (щекотливый вопрос о возможности муравьиного своего авторитета он тут явно пытается обойти).