Бета Малого Льва
Шрифт:
– Я вспомнил, что Леций произносил твое имя, Оорл. Не знаю, что его интересует: ты,
твой сын, твоя дочь или твой замок...
– Леций - Прыгун, пожал плечом Ричард, - почему бы ему не прыгнуть в мой замок и не
взять оттуда то, что ему нужно? И почему для этого надо использовать несчастную
измученную женщину?
– Не знаю. Это ребус для тебя, барон Оорл. Но, по-моему, круг замыкается: Леций,
Пьелла, Ла Кси, Земля, Ричард Оорл. Он же интересуется
Кси на Пьелле. Не случайно. А тогда, когда на Пьеллу летит земной звездолет.
– Он не мог знать, что команда отправится в храм Анзанты.
– Он мог проследить их маршрут и положить ее туда в последний момент. Уверяю тебя,
для Леция это пустяк... Этот негодяй использует мою женщину в своих целях, а сам где-то
скрывается! Я, конечно, еще доберусь до него, и тогда ему никто не позавидует.
– Предоставь это мне, - сказал Ричард хмуро, - меня это как-никак тоже касается.
– Тебе с ним не справиться, Оорл. Я проверил твою силу и понял, что ты слабее меня. Я
мог тебя спокойно уничтожить. Просто мне понравилось, что ты меня не боишься.
– Спасибо, - усмехнулся Ричард, он не стал возражать и не собирался устраивать
состязания, - и все-таки тебе лучше заняться своим здоровьем, а не поисками Леция.
Конс вытер лицо краем простыни. Флоренсия подошла к ним и присела на стул.
– Ну что ж, - сказала она, - лично я с таким случаем, как ваш, не сталкивалась, но он
известен. Вы не безнадежны, Конс. Я вас вылечу, если вы будете примерным пациентом.
– Конечно, буду, - буркнул он.
– Я не волшебник, - улыбнулась Флоренсия, - ничего мгновенного и приятного вам не
обещаю. Мне придется наложить аппликаторы на всю поверхность кожи. Поскольку
одновременно это сделать невозможно, будем накладывать в три этапа: по сантиметру через
два. Это займет примерно месяц. Все это время вы будете довольно беспомощны. В первое
время вряд ли сможете держать ложку с вилкой. С этим надо смириться сразу же.
Конс утерся простыней.
– Мне со многим приходится мириться.
*******************************************
*****************************38
– 101 -
Ричард возвращался в Дельфиний Остров в скверном настроении. В модуле у него было
два часа на размышление, и ему пришлось быть честным с самим собой. Это было
мучительно. С ним случилось то, от чего он сам предостерегал сына: он по уши влюбился в
инородное, непостижимое существо, у которого явно есть определенная цель на Земле, как-
то связанная с его семьей. Он забыл всё и всех. Он потерял голову, как подросток. Это
выглядело не только по-детски глупо, это было просто непрофессионально.
Права была Флоренсия. Права была Алина, хоть и стервочка, но проницательная
женщина. Прав был Ольгерд. Все, кроме него самого. Он один предпочитал находиться в
приятном заблуждении, пока еще не случилось чего-то серьезного. Пока Зела не добилась
своей цели, или пока ей не надоело притворяться и глотать таблетки.
Надо будет отвезти ее в замок, и пусть делает там, что хочет. И уж поскорее!
Ричард хлопнул дверцей модуля и поднялся по лестнице от набережной к гостинице.
День был прекрасный, море почти не волновалось, пахло прибоем, пирожными и кофе,
яркое солнце заползало во все щели, самоотверженно борясь с тенью и прохладой.
Он остановился перед мозаичной аркой входа, все мысли его были о Зеле, он задавал
себе вопрос, что она сейчас делает и что чувствует на самом деле. Потом понял, что скоро
взорвется от противоречивых эмоций как атомный котел, зажмурился и телепортировал
прямо в номер.
Эффект внезапности ничего не дал. Зела лежала на кровати, обнимая подушку, лица ее не
было видно, только волосы, золотыми волнами лежащие на плечах. Вокруг него образовался
холод, как всегда при телепортации. Пять секунд он ждал, когда пройдет озноб. Потом
огляделся. Что-то неуловимо изменилось в комнате: то ли запах, то ли расположение вещей.
Ему показалось, что здесь кто-то побывал. Сдвинул кресло, чтобы удобнее смотреть на
собеседника, переложил проспекты, даже графин поставил мимо подноса.
Зела обернулась. И все стало неважно: о чем предупреждал Конс, что говорила
Флоренсия, даже кто тут был в его отсутствие, - все, что только что мешало жить. Он
раскрыл объятья, она бросилась в них, увлекая его за собой на кровать, как будто они не
виделись целую вечность, голос разума испарился. Несколько минут он просто не мог
говорить, потому что был занят поцелуями: торопливыми, долгими, жадными,
насмешливыми, хищными и нежными. Он наслаждался своей женщиной, упорно не желая
ни о чем думать, он слишком долго, с самого утра ее не видел, не прикасался к ней, не
растворялся в ней. Это было такое блаженство, ради которого стоило потерять голову.
Губы ее были такими привычными, словно он всю жизнь целовал только их, и не было у
него других женщин. И запах у нее был единственный, самый желанный, хотя и вовсе не
земной. И волосы ее рассыпались в руках золотым водопадом, и глаза ее смотрели с