Бета Малого Льва
Шрифт:
неделю назад, когда он еще не сдувал с нее пылинки, не носил ее на руках, не слизывал с нее
последнюю капельку и не растворялся в ее объятьях как шипучий витамин «С» в стакане.
Разве он не знал, кто она? Разве он от нее отказался? Разве он ее прячет ото всех? И
разве непонятно, что ему глубоко плевать, кто и что о ней думает?
Ричард встал и взял ее за плечи.
– Зела...
– она не смотрела на него, отводя взгляд в сторону, - послушай меня. Не важно,
что
– Слова - страшная сила, Ричард, - вздохнула она.
Ему показалось, что если он сейчас не прижмет ее к себе, то просто умрет.
– Обними меня, - сказал он, - не могу видеть тебя расстроенной. Не будем повторять
чужие слова. Мало ли кто что болтает. . Бояться нам теперь нечего, и никто нам не помешает.
Зела слабо улыбнулась. Он обнял ее крепко и впервые за много лет посмотрел на небо. В
зените была голова Дракона.
**********************************************
**********************39
Фантастические картины открывались перед Ольгердом. Дворец, на балконе которого он
находился, буквально плавал в воздухе, из него открывался вид на всю вселенную. В тонком
мире звезды видны были даже днем: мириады звезд и мелкое крошево Млечного Пути.
Тигры возлежали на просторных ложах, на их белых мордах с черными носами и зелеными
глазами было написано спокойствие и довольство. Ему казалось, что он сам сейчас растает
от покоя и гармонии, превратившись в еще одну пылинку мироздания.
Сейчас он ни о чем не беспокоился, никому ничего не хотел доказать, даже не любил
Зелу и не ревновал ее к отцу. Он любил эту вселенную целиком и наслаждался ею,
прекрасной, сиренево-фиолетовой с голубыми вспышками, понятной, доступной, желанной.
А где-то там, на Земле, в плотном мире, по залитому солнцем стеклу ползла изумрудно-
зеленая муха, перебирая быстрыми лапками и неожиданно пикируя на облупленный
подоконник.
– Я могу побывать на Наоле?
– спросил Ольгерд, обращая свою мысль к Карисонгру.
– Здесь ты можешь все, - снисходительно ответил Карисонгр, - вот физическое тело
перебросить туда невозможно. Это могут только аппирские Прыгуны.
– Ясно, - вздохнул Ольгерд, астральная Наола его не очень интересовала.
Прекрасная тигрица Коризанда подлетела к нему, медленно опускаясь возле его ложа,
увиденное по-прежнему казалось ему сном.
– Почему ты грустишь?
– спросила она мягко.
– Скажи мне, к чему это все? Зачем вы живете?
– Ты рассуждаешь слишком по-человечески, - усмехнулась она, - разве этот мир не
прекрасен? Разве ты не един со вселенной? Чего же еще?
– Должна быть какая-то цель, - сказал Ольгерд, - нельзя же вечно наслаждаться?
– Это страдать нельзя вечно. А наслаждаться можно. Скажи, тебе плохо?
– 104 -
– Нет.
– Может быть, тебе скучно?
– Нет, Коризанда.
– Может, ты чего-то хочешь?
– Самое противное, что я ничего не хочу.
– Но это же прекрасно!
– Это ужасно.
Ольгерд вылетел из дворца и помчался куда-то, не глядя, вниз спиной, хотя тут весьма
относительным было понятие о верхе и низе. Над ним проплывали облака, закрученные, как
морские раковины синих и малиновых цветов. Ему казалось, что он качается на волнах
морского прибоя перед грозой. Коризанда увязалась следом. Ее хвост торчал трубой, как у
кошки, пикирующей с крыши.
– Ты все время возвращаешься в свой плотный мир, - сказала она, - почему?
– Я там живу, - ответил Ольгерд.
– Там лучше, чем здесь?
– Пойдем со мной, узнаешь.
– О, нет!
– воскликнула Коризанда, - там сила тяжести!
– А вообще? Такое возможно?
– Одному – нет. Для погружения в плотные миры нужны сложные мыслеформы, которые
создаются коллективным разумом и энергией. Эрхи этим занимаются, а мы не видим в этом
смысла.
– А эрхи, стало быть, погружаются?
– Редко. Это работа. Причем, очень тяжелая.
Они опустились на желто-оранжевую поляну с прозрачным ручьем. Вокруг стояли
раскидистые деревья с огромными плодами, не оттягивающими гибких веток. Коризанда
быстро приняла облик прекрасной девушки с темными мелкими кудрями вокруг широкого
большеглазого лица и сорвала плод точеной белой ручкой. Она была похожа на купеческую
дочку, холеную, цветущую, спокойную, как вода в стоячем пруду с лилиями. Зела тоже
казалась холеной и цветущей, но в ней не было этой умиротворенной успокоенности,
вседовольства, неприкрытого блаженства.
«Наверно, это от нашего несовершенства и убожества», - подумал Ольгерд, - «не можем
мы оценить полную гармонию, подавай нам ущербность». Зелу он полюбил не за красоту, а,
прежде всего за то, что она была несчастна. Его жалость переродилась в любовь. А
прекрасная счастливая Коризанда была ему безразлична.
– Я не нравлюсь тебе, - сказала она, читая его мысли и, кажется, ничуть не обижаясь, - ты
странный, Ольгерд. Наверно, потому, что последний белый тигр на Земле. Это пройдет.
Пойми, в счастье нет ничего постыдного. Неужели ты считаешь, что мы рождены для того,
чтобы страдать?
– Я слишком груб для вас, - сказал Ольгерд.