Бета-самец
Шрифт:
Солнце висело над окраинными высотками, окна чешуйчато сверкали, превращая цепочки домов в гребенки рептилий — туповерхие, раскрасневшиеся от притока крови.
Нельзя думать про Анну. Только не здесь.
От ворот в сопровождении охранника шла женщина в длинной юбке, в платке. Охранник указал ей на Антона и, развернувшись, возвратился обратно.
— Это ко мне, — сказал Антон. — Только собирался сказать. Я в субботу уеду, — помолчал, глядя на приближающуюся гостью.
Против света ее сложно было разглядеть. Только силуэт —
— В Озерцы поеду. При монастыре поживу Свято-Успенском. Исповедуюсь, поговорю со старцами. На недельку. Пожертвование сделаю. В общем, поеду. Так надо. Здесь всё тебе можно доверить, — он уже отвлекся на подходившую к ним женщину. — Я сейчас, минутку.
Сделал несколько шагов ей навстречу.
Посверкивал бритый череп. Простенький платок светлел матовой каплей.
— Батюшка велел билеты вам отдать.
— Отлично.
— Это вот на поезд. На вокзале, как выйдете, ищите человека с табличкой «Паломник». Не пропустите. Телефон водителя мобильный вот, на листке. Вы просили, чтобы вас проконсультировали, как там себя вести.
— Хотелось бы. В общих чертах. А то, знаете, чтобы маху не дать.
Предзакатное марево, склоненные друг к другу головы, неспешные руки передают и принимают.
Топилин зашел за гостиницу, уселся там в одной из беседок.
Здесь нельзя думать про Анну. Здесь — нельзя.
Из-за усеянного ягодами куста шиповника появилась Маша, подошла к беседке. Она скучала. То ли с братом опять поссорилась, то ли захандрила перед сном. Села рядом. Посидели, глядя через реку, на лохматую рощицу.
— Видал? — Маша протянула ему небольшой блокнот, усыпанный стразами.
— Ух ты, — восхитился Топилин.
— Да ты внутри смотри.
Топилин раскрыл блокнот. Несколько страничек были разрисованы витиеватыми гербами с замками и драконами.
— Ты здорово рисуешь.
— Да при чем тут, — вздохнула Маша нетерпеливо. — Это же Сания.
И на непонимающий взгляд Топилина ответила:
— Сания! Гербы Сании. А тебе мама не рассказывала, что ли? Наши все знают.
Топилин вернул ей гербовик Сании. Маша спрятала ее в карман.
— Мы с твоей мамой в последнее время мало общались, Маш. У меня все дела. Она не успела мне рассказать.
— Как же… Уже давно…
— Так о чем речь, Маш? Что за Сания такая?
— У меня же своя планета!
— Да?
Кокетливо покивала головой.
— Сания называется. Сама придумала. Я сейчас там сочиняю ловителей демонов.
— Ловцов?
— Да, ловцов. Но демонов я пока тоже не всех придумала. Троих пока придумала. Демон вредности, демон сна, — каждого она отмечала глубоким кивком головы. — Это который проснуться мешает. Тебя будят, а он мешает. Потом, демон злости. Ну, тут понятно. И демон обжорства. А какие еще бывают?
— Демон страха, — предложил Топилин.
— А, да-да-да-да. Забыла. А еще?
— Еще демон смеха. Они такие непонятные, — неопределенно покрутил рукой. — Обычно добрые, но некоторые
Маша развернулась к нему вполоборота, прищурилась.
— Хм, а ты умный.
— Потому папа и взял дядю Сашу на работу, — у открытого гостиничного окна стояла Оксана. — Доча, иди кофту надень. Прохладно уже.
Это не должно было повториться. Приключилось — и забыли. Затмение нашло. Нервы. Приличные люди в подобных ситуациях не вспоминают о случившемся. Держатся, будто ничего не было.
Они так и держались. Два дня. Что было совсем несложно: Топилин позвонил, спросил, приняла ли она решение, готова ли дать ответ относительно предложенной мировой. Анна прохладным и гладким своим голосом — не ухватишь — ответила, что не готова. Прощаясь, Топилин обещал перезвонить. А на следующий день столкнулись возле следственной управы.
Топилин подходил к ней с тыльной стороны: от Грибоедовской пешком по лестнице, дальше через сквер. Анна стояла в том углу сквера, который обрывается крутым уступом к Базарному переулку. Смотрелась необычно: потерянной. Шла-шла и вдруг остановилась — забыла, куда идти. Над ней пышно желтела липа. Навстречу Топилину пробежал мальчишка в толстенных наушниках. Кто-то, смеясь, кричал парню вдогонку:
— Куда ты, Василек? Куда же ты?
Анна заметила Топилина. Поздоровались взглядами.
Двадцать ступенек, двадцать неспешных шагов — у Топилина было время обдумать предложенные обстоятельства.
Встал в двух шагах, чуть наискосок: уйти или поговорим?
Вот так, уважительно, на дистанции. Он умеет быть деликатным с женщиной, с которой так хорошо переспал в таких нехороших обстоятельствах.
— От Тарасова? — спросил.
Кивнула. Топилин чувствовал — она рада их встрече.
Неплохо бы спросить насчет мировой. Но лучше дождаться, пока заговорит сама. Для чего еще нужны эти случайные встречи?
— Целый час мурыжил, — сказала Анна. — Достал совсем.
— О чем спрашивал?
— Да он не спрашивал ни о чем. Объяснял, что дело ему в суд передавать не резон. Антон Литвинов невиновен, а шума будет много. И он окажется крайним. И у них реформа… и что-то еще говорил…
— Ясно.
— Нервничал очень. Вот, стою, в себя прихожу после разговора.
— Я, стало быть, следом за тобой? Разъяснения какие-то буду давать. Как ехали, куда смотрели. Из пустого в порожнее.
Посмотрел на часы. Просто так, никакой спешки. Сверился на всякий случай, который час. Загнул краешек рукава, глянул мельком. Стоим, беседуем, двое приличных людей. Тарасов подождет.
— Саша, я сегодня позвоню, — сказала Анна, перекладывая что-то в кармашке сумочки. — Мне сейчас нужно домой. Ладно?
— Звони, — ответил Топилин. — В любое время.
— Я соберусь с мыслями… еще раз. Можно? Я позвоню.
— Ты не спеши… ничего…
Сделала движение, чтобы уходить, задержалась.