Бетагемот

Уоттс Питер

— ...бедняжки.

— Ты не мог бы...

— Еще гистамина, — рассеянно жужжит Рама, и за­тем: — Пока...

— Нет! Рама!

Увеличив яркость фонаря, она успевает увидеть пару ласт, скрывающихся в расщелине несколькими метрами выше. Резким движением ног Кларк толкается следом, ныряет в трещину, как ныряют с вышки — вытянув руки над головой.

Трещина глубоко рассекла скалу, но до того узка, что через два метра Кларк приходится развернуться боком. Свет заливает узкий проем. В нем становится светло, как в солнечный день наверху, и где-то рядом отчаянно хрипит

вокодер.

Четырьмя метрами дальше Бхандери лягушкой раско­рячился в проходе. Щель там сужается, и он явно рискует застрять между каменными стенами. Кларк плывет к нему.

— Слишком ярко, — жужжит он.

«А вот тебе», — мысленно отвечает она.

За два месяца хронического голодания Бхандери стал тощей тощего. Даже если его заклинит, то в такую щель Кларк вряд ли за ним пролезет. Может быть, его перепу­ганный маленький мозг уже прикинул шансы — Бхандери извивается, словно разрываясь между соблазном вырвать­ся на волю и надеждой спрятаться. Все же он делает выбор в пользу свободы, но нерешительность дорого ему обходится — Кларк успевает поймать его за лодыжку.

Он, зажатый каменными стенами, может лягаться только в одной плоскости.

— Пусти, чертова сука!

— Вижу, словарный запас вспоминается.

— Пус... ти!

Она выбирается к устью расселины сама и за ногу выво­лакивает Бхандери. Тот упирается и скребет по стенам, по­том, высвободившись из самого узкого места, изворачива­ется и пытается ударить кулаком. Кларк отбивает удар. Ей приходится напоминать себе, какие у него ломкие кости.

Наконец он покоряется. Кларк обхватывает его за пле­чи, сцепив пальцы на затылке в двойной нельсон. Они у самого входа в ущелье; отбиваясь, Бхандери ударяется спиной о растрескавшуюся базальтовую плиту.

— Свет! — щелкает он.

— Послушай, Рама. Дело слишком важное, чтобы дать тебе профукать ту малость, что осталась от твоих мозгов. Ты меня понимаешь?

Он корчится.

— Я выключу свет, если ты перестанешь драться и просто меня послушаешь, договорились?

— Я... тебя...

Она выключает фонарь. Бхандери вздрагивает и сразу обмякает у нее в руках.

— Хорошо. Так-то лучше. Ты должен вернуться, Бхан­дери. Ненадолго. Ты нам нужен.

— ...нужно... плохо... к нулевой...

— Кончай это, а? Не так уж ты далеко ушел. Ты здесь всего...

Месяца два, да? Ну, уже больше двух. Разве мозг уже мог превратиться в губку? Не тратит ли она время впустую?

Кларк начинает заново.

— Для нас это очень важно. Многие могут погибнуть. Ты тоже. Эта... болезнь или что она там такое, достанет тебя так же легко, как любого из нас. Возможно, уже достала. Ты понял?

—... понял...

Она надеется, что это ответ, а не эхо.

— И дело не только в болезни. Все ищут виноватых. Еще немного, и...

«Бабах, — вспоминается ей. — Взрыв. Слишком ярко».

— Рама, — медленно произносит она, — если дела пойдут вразнос, все взорвется. Ты понимаешь? Бабах! Как тогда у «поленницы». Все время будет бабах! Если ты не поможешь мне. Не поможешь нам. Понял?

Бхандери висит перед ней в темноте, как бескостный труп.

— Да. Хорошо, — жужжит он наконец. — Что ж ты сразу не сказала?

В драке он повредил ногу — все усилия приходятся теперь на левую, и его на каждом гребке уводит вправо. Кларк попыталась подцепить его под руку и выровнять, но от прикосновения он испуганно дернулся. Теперь она просто плывет рядом, время от времени подталкивая его в нужную сторону.

Трижды он делает рывок к свободе и забвению. Триж­ды она перехватывает его неуклюжее движение и воз­вращает спутника на прежний курс, отбивающегося и бессмысленно бормочущего. Впрочем, это лишь короткие эпизоды: побежденный, он успокаивается, а успокоив­шись, начинает сотрудничать. До следующего раза.

Кларк уже поняла, что это, в сущности, не его вина.

— Эй, — жужжит она в десяти минутах от «Атлан­тиды».

— Да?

— Ты со мной?

— Да. Это только приступы... — Неразборчивое щел­канье. — Я то в отключке, то норм.

— Ты помнишь, что я говорила?

— Ты меня позвала.

— Помнишь, зачем?

— Какая-то эпидемия?

— Ага.

— И ты... вы думаете, корпы...

— Я не знаю.

— Нога болит...

— Извини.

И тут у него в мозгу что-то приходит в движение и снова дергает в сторону. Кларк хватает и держит, пока приступ не проходит. Пока он отбивается от того, что находит на него в такие моменты.

— ...еще здесь, вижу...

— Еще здесь, — повторяет Кларк.

— Хорошо, Лен. Пожалуйста, не делай так.

— Извини, — говорит она ему. — Извини.

— Я вам на хрен не нужен, — скрежещет Бханде­ри. — Все забыл.

— Вспомнишь.

Должен вспомнить!

— Ты не знаешь... ничего не знаешь про... нас.

— Немножко знаю.

— Нет.

— Я знавала одного... вроде тебя. Он вернулся.

Это почти ложь.

— Отпусти меня. Пожалуйста.

— Потом. Обещаю.

Она оправдывает себя на ходу и ни на минуту себе не верит

Лени помогает не только себе, но и ему. Оказывает ему услугу. Спасает от образа жизни, неизбежно ведущего к смерти. Гиперосмос, синдром слизистого имплантата, отказ механики. Рифтеры — чудо биоинженерии. Благо­даря несравненному устройству гидрокостюмов они мо­гут даже гадить на природе — но для разгерметизации вне атмосферы подводная кожа предназначена не была. А отуземившиеся то и дело снимают маски под водой, впускают через рот сырой океан. И он разъедает и загряз­няет внутренний раствор, защищающий их от давления. Если проделывать это достаточно часто, рано или поздно что-нибудь испортится.

«Я спасаю тебе жизнь», — думает она, не желая про­износить этого вслух.

«Хочет он того или нет», — отвечает из памяти Алике.

— Свет! — хрипит Бхандери.

В темноте перед ним проступают отблески, уродуют идеальную черноту мерцающими язвами. Бхандери ря­дом с Кларк напрягается, но не убегает. Она уверена, что он выдержит — всего две недели назад она застала его в головном узле, а чтобы попасть туда, ему пришлось вытерпеть более яркие небеса. Не мог же он за столь ко­роткий срок так далеко уйти?