Без памяти
Шрифт:
— Что ты делаешь? Прекрати.
— Раз руками ты работать не хочешь, я найду им более удобное место, — раздается его голос, прежде чем он сцепляет мои запястья с изголовьем кровати. Черт. Мое тело от этого выгибает дугой, мышцы затекают, а все тело покрывается испариной, несмотря на охлаждающий кондиционер.
Нервно выдыхаю, ощущая, что член уже не упирается в мое, готовое принять его, отверстие. Тело простреливает болью от осознания этого факта. Черт, мне нужно кончить, иначе и правда, попрошу его это сделать. Но теперь я не могу даже
Мучение. Агония. Я сгораю заживо, а Леон подливает масло в этот огонь, наблюдая, как я превращаюсь в пепел.
— Ты так сильно хочешь разрядки, правда? — его дыхание касается моего живота, пупка, опускается ниже. Горячим мужским дыханием обдает губы, спрятанные между бедер. — Матка сокращается и просит член. Твое тело так хочет меня, — словно гипнотизируя, внушает Леон. — Скажи, умоляй, сдайся мне, Ми. Тебе понравится это, как всегда, нравилось.
Я молчу, прикусив язык. Не шевелюсь, продолжая обливаться потом и ненавидеть его.
— Говори, — Леон раздвигает мои ноги шире, и судя по тому, что чувствую дыхание мужчины на своих половых губах, он собирается сделать то, что заставит меня умирать от желания.
— Не хочу. Не смей! — со всей дури лягаюсь ногой, попадая ему, предположительно в плечо. Дикий рык Леона по-настоящему пугает меня, возбуждая одновременно. Во время второй попытки он уже ловит мою лодыжку, его пальцы до боли врезаются в мои икры, лишая всякого желания продолжать борьбу.
— Ангельская внешность и сучий характер — этим ты меня и зацепила, — вновь слышу его голос, ощущая, как он раздвигает мои ноги и сгибает их в коленях. Не проходит и секунды, как я ощущаю, что на них тоже теперь накидывается веревка. Я буквально распята под ним в унизительной позе. А самое ужасное — буквально чувствую, насколько я мокрая. И он это видит, созерцает, и наверняка, довольно ухмыляется.
— Делай уже что хотел, и закончим на этом! — меняю тактику в воздухе, проклиная его за то, что полностью лишил меня методов самозащиты. Подвижным в моем теле остался только таз, и словно читая мысли, Леон прикасается губами к моим тазовым косточкам, мягко целуя.
Неистовый жар опаляет изнутри, когда я понимаю, что его язык находится всего в нескольких дюймах от моего пульсирующего и ноющего клитора. Почти плачу от безысходности, когда Леон мучительно медленно притрагивается кончиком языка самого чувствительного местечка. Пальцами раздвигая складочки, он касается бугорка, пробуя меня на вкус.
— Ты так вкусно пахнешь. Всегда так ахуенно, что действуешь на меня как афродизиак, — почти нежно заверяет Леон, обхватывая чувствительный эпицентр губами.
Не могу поверить, что он это делает. Зачем? Лучше бы изнасиловал, потому что подобные действия действуют на меня как самые жуткие американские горки.
Горячо — холодно. Грубо — нежно. Сильно — плавно.
Я дрожу, и искренне ненавижу себя за то, как реагирует мое тело на его действия. Из меня буквально течет на простыни, и это вызывает стыд, непонимание,
Мои слова в его сторону расходятся с языком моего тела. Я не припомню, чтобы такое случалось, когда меня пытались развести на секс, прежде.
Стоит мне дернуть руками или ногами — боль в запястьях и лодыжках проявляется, но ласки мужчины заглушают все остальные эмоции. Терпеливо и размеренно Леон ласкает языком мою щель, опускаясь еще ниже. Лижет, сосет, целует, все в идеальной пропорции, сводящей с ума.
— Трахнуть тебя? — мой болезненный всхлип служит ему ответом. Слезы обжигают лицо, я чувствую, как он заполняет меня изнутри, вытворяя самый чувственный танец в моей жизни.
На мгновение, его язык покидает мое отверстие, и я готова взвыть от ощущения несправедливости, боли и дикой пульсации внизу живота, которая ощущается так, словно внутри меня поселился жадный и голодный зверь, погибающий без движений мучителя.
— Прекрати издеваться, — хнычу я, пока Леон растягивает меня пальцами. В первый раз входит один. Когда он покидает меня полностью, мышцы болезненно сокращаются, лишаясь необходимого. На второй — два. Когда он вставляет три пальца, мне уже больно. Но ощущение приятной наполненности, заставляет меня, не выдержав, двинуть вперед тазом и бедрами… в ответ я слышу мужскую усмешку.
— Мне нужна полная капитуляция моей непослушной жены, — озвучивает то, чего намерен добиться. — Полное признание. Покорность, Ми. Давай, я ждать не буду, — командным тоном изрекает Леон.
Черт. У него властный голос, словно перед ним вся земля по канату ходит и ему все должны. Президент, блядь, что ли? Я не пойму. Кем себя возомнил.
Эмоции накрывают с головой. Ненависть к происходящему становится такой же уничтожающей, как и страсть к обезумевшему и страстно одержимому мужчине, убеждающему в том, что является моим мужем.
Я ненавижу себя за слабость, но сквозь слезы, действительно… не выдержав, начинаю двигаться на встречу его языку и пальцам. Шиплю, проклинаю, ругаюсь, плачу, стискиваю зубы… но двигаюсь, ощущая, как ослепительное блаженство нарастает внизу живота.
— Господи, да, это так невыносимо приятно, — вырывается из моих губ непроизвольно. Ненавижу. Не-на-вижу. Зачем я это сказала? Изнасилуй меня, хочу тебя ненавидеть, мудак.
Прекрати целовать меня там, где не целовал еще ни один мужчина.
Или целовал…? Именно он?
— Не расслышал? Господи? Мне больше нравится, «Мой Бог», мотылек, — и вновь усмешка. Его рот накрывает клитор сильнее, губы всасывают в себя крохотный бугорок. Я кричу, мечтая взять его за голову и вжать в свою киску так, чтобы он захлебнулся моим оргазмом.
Сдох прямо там, куда и завел себя сам…иначе мою ненависть не передать словами.
С моих губ срывается стон, затем вскрик…я кусаю губы, чтобы хоть как-то сдерживать себя, но моя задница елозит по простыне таким образом, чтобы ему было удобнее меня ласкать и трахать.