Без покаяния. Книга первая
Шрифт:
— Если кого-то и осуждать, то меня, я думаю. Как это я так прозевала…
— Перестань, Мэджин. Давай не будем искать виновных и упрекать друг друга и себя. Мы с тобой обсудим все это спокойно, но не сейчас. — Он взглянул на свой «роллекс». — А сейчас мне пора возвращаться. Я ведь говорил, мне еще предстоит встретиться с Томми.
Его голос теперь стал спокойным, даже бесстрастным. Мэджин это не понравилось. Уж лучше бы он сердился. Слезы наполнили ее глаза, когда он коснулся ее щеки.
Харрисон окинул всю ее взглядом. Мэджин было тридцать четыре года, осенняя, можно сказать, пора
— Когда это получилось, Мэджин?
— Думаю, когда мы были у тебя, на Восточном побережье, в начале июля.
Он хорошо помнил тот уик-энд. Это было незадолго до их с Эвелин двадцатипятилетнего юбилея, который они решили отметить на Бермудах. Конечно, это нелепая авантюра, пригласить любовницу в свое родовое гнездо. Мэджин не понимала, какое удовольствие он находит в подобном нарушении этических норм. Она приняла это как подтверждение его чувств к ней, уж такой он нашел способ объяснения в любви. Но, по правде сказать, совсем иного объяснения ждала от него.
В тот уик-энд он снова, как уже и было несколько раз, решил, что не любит Эвелин. Он сказал об этом импульсивно, однако все же сказал. Он хотел, чтобы Мэджин знала, как она привлекает его к себе своей женской магией. С ней он забывал обо всем на свете.
Умом он и в те минуты понимал, что в общем и целом это с его стороны непростительная ошибка, ибо, если он утратит осторожность, карьера его полетит ко всем чертям. И что у него тогда останется? Женщина, которая способна возбудить его одним прикосновением и даже взглядом? И бывшая жена, которую он все еще любит, но в каком-то искаженном смысле…
— Знаешь, дорогая, я должен идти, — сказал сенатор, вставая. Он знал, что ему просто необходимо сейчас уйти и все хорошенько обдумать. — Я еще никогда в жизни не занимался так долго зарядкой. Эвелин сразу же что-то учует, ей одного взгляда достаточно. У нее такой нюх…
Она тоже встала. Харрисон осмотрел ее сверху донизу. Как прекрасна, великолепна, восхитительна эта женщина!
Он взял ее за руки. Она была очень грустной, а ему это не нравилось. Мэджин всегда выглядела такой счастливой, такой полной жизни. А сейчас она кажется какой-то беспомощной, легко уязвимой. Впрочем, и в этом тоже есть нечто сексуальное. Неожиданно он почувствовал возбуждение и сквозь все одежды увидел ее наготу.
Какая злая ирония, подумал он. Женщина только что сказала ему о своей беременности, вся его карьера под угрозой краха, а он-то… Будто он прыщавый, сексуально озабоченный подросток, честное слово, а не сенатор Соединенных Штатов. Боже!
— Прости, что я оставляю тебя в такую минуту, — сказал он. — Но мне действительно пора идти.
— Что мы будем делать, Харрисон? Неужели ты действительно все можешь уладить?
Он вздохнул.
— Доверься мне. Я еще не знаю, как мы выкрутимся. Мне нужно все обдумать, а на это требуется время. Но я обязательно что-нибудь придумаю.
Она заглянула ему в глаза, страстно желая поверить. Раздражение его прошло, но лицо оставалось серьезным, мертвенно
Мэджин боялась, что ее младенец и она вместе с ним не перетянут чашу этих весов. Она шла сюда в парк, имея хоть и слабую, но надежду, она думала, что он обрадуется ее новости, что их любовь возвысится надо всем остальным. Глупые мечты, теперь она это видит. Политики слишком прагматичны. Это не означает, конечно, что он о ней не позаботится. Она знала, что он любит ее. И всегда жила этой мыслью.
Она взглянула на него, и ей показалось, что Харрисон смягчился. Он смотрел ей прямо в глаза и нежно сжимал ее руки в своих. Мэджин ощутила эмоциональный подъем.
— Прости меня, — сказала она. — Я действительно виновата, что так все получилось.
Он кратко кивнул, затем приблизился к ней и поцеловал. Его губы коснулись ее губ как-то рассеянно, он поцеловал ее будто из вежливости, а не от любви.
Когда он отступил назад, она изучающе всмотрелась в его лицо, надеясь найти там хоть что-то для себя положительное, хоть какую-то основу для самой маленькой надежды. Увы! А она-то вообразила невесть что… Внезапно его глаза расширились, рот приоткрылся, лицо исказилось от боли. Он застонал.
— Харрисон, что случилось? Что такое? Тебе плохо?
Рот его открылся еще шире, и в горле что-то булькнуло. Казалось, он окаменел, как будто даже не дышал.
— Сердце… — прохрипел он.
Мэджин почувствовала, как что-то содрогнулось у нее в животе.
— Харрисон! О Боже мой! — Она сжала его руку. — Харрисон, что я могу для тебя сделать?
— Вызови «скорую»…
Отступив к скамье, он сел, все еще прижимая руку к груди и издавая хриплые стоны. Мэджин с ужасом смотрела на него, обхватив ладонями свое лицо. Ей хотелось закричать, но она понимала, что этого делать нельзя. Надо вызвать «скорую помощь»!
— Ты можешь немножко посидеть один? Я добегу до телефона.
Он кивнул. Потом Харрисон некоторое время смотрел, как она бежит по тропе к Эр-стрит. Боль пронизала его грудь и руки. Это сердечный приступ. Да нет, инфаркт! Он умирает. Он осторожно лег на скамью. Резкая боль немного ослабла и теперь стала тупой. Харрисон закрыл глаза и постарался сконцентрировать все мысли на своей груди. Прислушиваясь к биению сердца, он почувствовал некоторое облегчение, дававшее надежду, что он выживет. Да, наверное, он не умрет. Боль обрела вполне терпимый характер, и сердцебиение замедлилось. Он будет жить.
Он посмотрел на тропу. Мэджин, должно быть, пошла к домам на Эр-стрит, найдет телефон и вызовет карету «скорой помощи». Боже, думал он, надо надеяться, что у нее хватит сообразительности не проболтаться…
Можно представить, как затрубят об этом газетчики. Уже самого сердечного приступа достаточно, чтобы повредить его карьере, а если еще приправить все это фразочкой типа «найден на руках молодой симпатичной приятельницы» — это вообще катастрофа. А Эвелин! Господи! Что он скажет Эвелин?