Без семи праведников...
Шрифт:
Ничего особенного.
Дверь в покои синьоры Верджилези распахнулась. Бениамино привёл не только Тристано д'Альвеллу и Аурелиано Портофино, но и сам Дон Франческо Мария, услышав об убийстве, поспешил со своей охраной узнать, в чём дело. Все расступились. Герцог осмотрел спальню, кинул взгляд на труп и поморщился.
— Тристано… — д'Альвелла тут же оказался рядом. Герцог потёр рукой лоб. — В замке посторонние. Это, судя по всему, просто уголовщина. Шума, пока гости здесь, не поднимай, — не думаю, что это связано… — он снова встретился глазами с Тристано д'Альвеллой. — Кустарщина это. — Было очевидно, что только усилием воли герцог не проявляет чувств, но глаза
Д'Альвелла понял его взгляд и кивнул, вслух же выразил полное согласие со своим господином.
— Фрейлин редко убивают из политических соображений, ваша светлость. Тем более — таким образом. Я разберусь.
Дон Франческо Мария угрюмо кивнул и, сделав знак охране, ушёл. Меж тем Портофино высмотрел в комнате свою родню.
— Это ты нашла её, Камилла? Почему ты пришла сюда? За ней послала герцогиня?
Синьорина подняла глаза на брата. Теперь она чувствовала себя спокойнее. Покачала головой.
— Нет. Донна Элеонора под вечер вызвала меня. Попросила сыграть ей на лютне. Я видела, что госпожа погружена в свои мысли и не слушает мою игру, но играла до тех пор, пока она не отпустила меня. Но у госпожи была не моя лютня, но лютня донны Верджилези — она играла ей последней и не забрала свой инструмент. Я взяла лютню — и пришла сюда…
— Дверь была открыта?
— Притворена, но не закрыта. Я постучала и вошла. Сначала не увидела, потом…
Между тем к убитой приблизился Бениамино ди Бертацци и внимательно осмотрел труп. То, что помощь невозможна, он понял с порога, но теперь медик сделал вывод, что фрейлина мертва давным-давно: тело ледяное, все члены отвердели. Он высказался уверенно и веско.
— Её убили давно, возможно, ещё до полудня. Или чуть позже.
В коридоре послышались женские возгласы, вскрики и топот ног. На пороге возникла сухопарая женщина лет шестидесяти с глазами ящерицы, — хранительница гардероба и драгоценностей герцогини Элеоноры Лавиния Ровере, за ней мелькнули лица Дианоры Бертацци, Джованны Монтальдо, Бьянки Белончини, Глории Валерани, Виттории Торизани, Бенедетты Лукки, Иоланды Тассони, следом за ними медленно вошла Гаэтана ди Фаттинанти.
Последней в спальню влетела подружка покойной Франческа Бартолини. Она вначале заметила только шута Песте и мессира д'Альвеллу, стоявших рядом. Присутствие начальника тайной службы помешало ей вцепиться в волосы негодяю-шуту, но она одарила его взглядом, исполненным самой жгучей ненависти. Д'Альвелла заметил этот взгляд, но так как знал о последней проделке мессира Грациано с Дальбено и испорченной им ночи пылких любовников, то ограничился тем, что просто показал синьоре Бартолини рукой на труп её подруги.
Синьора обернулась на постель. Несколько секунд было тихо, потом уши присутствующих заложило от истошного визга, казалось, из арбалета вылетела оперённая медью стрела. Все, кроме мессира д'Альвеллы, Грандони и Портофино содрогнулись, но шут и подеста только поморщились: они ждали чего-то подобного. Инквизитор же скривился по совсем другой причине: ему показалось, что от донны Франчески всё ещё исходит тонкий смрад выгребной ямы. Но тут случилось то, чего никто не ждал, по крайней мере, шут Чума. Ополоумевшая статс-дама на мгновение умолкла, но тут же разразилась новым визгом, в котором присутствующие мужи и высокородные дамы прочитали свидетельство страшного обвинения.
— Это он, он, это он! Он ненавидел её и преследовал! — трясущийся палец донны Бартолини колебался в воздухе, описывая странные дуги и параболы, однако конец его неизменно утыкался в геркулесову грудь мессира Грациано ди Грандони, ошеломлённо озиравшего кричащую дурочку. Тристано д'Альвелла хотел было цыкнуть на истеричную особу и заставить её замолчать, но адвокат у шута нашёлся там, где никто не ожидал. Джованна Монтальдо, жена главного церемониймейстера, покачала головой.
— Вы говорите ерунду, Франческа. Вчерашней ночью был переполох. Я не спала и видела, что мессир Грандони уехал из замка ещё на рассвете, а вернулся он только после приёма гостей, мы спускались с террасы с Бенедеттой и видели, как он заезжал в Центральные ворота. Было уже около пяти.
Несколько секунд синьора Бартолини молчала, словно пытаясь осмыслить сказанное, потом всколыхнулась вновь и прошипела, с ненавистью глядя на шута.
— Ну да, он отравил её и уехал…
Песте просто вознёс очи в небо, призывая всех присутствующих в свидетели своей невиновности, читавшейся в его прекрасных чёрных глазах. Зло хмыкнула Гаэтана Фаттинанти. Джованна Монтальдо, сдерживая смех, растолковала обвинительнице очевидное.
— Когда он уехал, а вы со служанками разлитое дерьмо в коридоре убирали, меня и синьору Верджилези вызвали к герцогине. Донна Черубина была тогда жива и здорова. Она ещё недоумевала по поводу ночного происшествия.
Портофино насторожился и осторожно поинтересовался.
— А разве ночью она ничего не слышала? Мессир Сантуччи говорил, что вопли и крики не дали ему заснуть, а апартаменты Донато в другом крыле замка, куда дальше, чем покои донны…
Джованна Монтальдо подняла на него ясные глаза. Было очевидно, что она прекрасно поняла намек инквизитора на то, что убитая, по всей вероятности, ночевала не одна и потому не могла покинуть спальню в момент всеобщего переполоха, но предпочла держаться фактов.
— Донна Верджилези утром сказала, что очень крепко спала. Она не обвиняла мессира ди Грандони в его шалости, потому что утром ещё никто не знал, что это его рук дело, но спросила меня, что могло произойти?
— А вы сами слышали ночной шум, синьора? Он разбудил вас?
— Да. Мой муж даже выходил в коридор, но быстро поняв, что и с кем случилось, поспешил запереться изнутри и окно открыл. Мой супруг ещё ночью предположил, что это шутки мессира ди Грандони, сказав: «Никто другой такого бы не придумал…» — донна Джованна очень точно изложила события, и соврала только в той несущественной детали, что шум в коридоре разбудил её. Примирение с мужем привело к тому, что засыпали оба в эту неделю далеко за полночь. Джованна делала все, чтобы снова привести супруга в то состояние мужского бешенства, в коем он произвёл на неё столь неизгладимое впечатление, и ей это удавалось: мессир Ипполито тоже кое-то уразумел и старался не оставлять супруге времени на общение с дьяволом. Но кому это было интересно? Не передала донна Джованна и слова супруга, злорадные и мстительные, сказанные по поводу дерьмового афронта прорицателя: «Я слышал, что путь к звёздам лежит через тернии, но не знал, что в число терний входят и нужники…»
Мессир д'Альвелла обратился к статс-дамам и фрейлинам.
— А кто ещё видел синьору Черубину утром?
Лавиния делла Ровере кивнула маленькой головой на длинной шее.
— Она была на утреннем туалете герцогини вместе с Дианорой, Джованной, Бьянкой, Гаэтаной и Глорией.
— Их быстро отпустили?
— Да, донна Элеонора отпустила нас всех. — Было заметно, что это жестокое убийство не произвело на хранительницу гардероба и драгоценностей герцогини большого впечатления, но все знали, что донна Лавиния вообще не имеет нервов. Другая особа на её должности просто не удержалась бы.