Без семьи
Шрифт:
– Научи меня твоей песенке, – попросил Маттиа. – Я попробую аккомпанировать тебе на скрипке. У нас должно хорошо получиться.
Когда мы пришли в деревню и стали искать подходящее место для представления, мы увидели через открытые ворота одной фермы, что двор ее полон разряженных людей. У всех были цветы, перевязанные лентами: у мужчин – в петлицах, у женщин – приколотые к поясам. Очевидно, здесь происходила свадьба. Мне пришла в голову мысль, что эти люди будут очень рады музыкантам и, вероятно, захотят потанцевать. Тогда я тотчас же в сопровождении Маттиа и Капи вошел во двор. Держа шляпу в
Толстый парень с красным, как кирпич, лицом, в туго накрахмаленном воротничке, доходившем ему до ушей, добродушно улыбнулся. Он мне ничего не ответил, но, повернувшись, засунул оба пальца в рот и так пронзительно свистнул, что Капи испугался.
– Эй вы там! – закричал он. – Что вы думаете насчет музыки? К нам явились музыканты.
– Музыку, музыку! – закричали мужчины и женщины.
– По местам для кадрили!
И в несколько минут танцоры расположились посреди двора, разогнав по сторонам испуганную домашнюю птицу.
– Умеешь ли ты играть кадриль? – спросил я шепотом по-итальянски Маттиа.
– Да.
И он наиграл мне ее на скрипке. Оказалось, что я тоже ее знал. Мы были спасены.
Из какого-то сарая выкатили двухколесную тележку, поставили ее на возвышение и заставили нас влезть на нее.
Хотя мы с Маттиа никогда не играли вместе, мы недурно справились с кадрилью. Правда, наши слушатели не были требовательны и не обладали тонким слухом.
– Не играет ли кто-нибудь из вас на корнете? – спросил нас краснощекий толстяк.
– Я, – ответил Маттиа. – Но у меня его нет.
– Я вам сейчас достану. Скрипка хороша, но слишком уж нежна.
– Разве ты играешь и на корнет-а-пистоне? [11] – опять по-итальянски обратился я к Маттиа.
– И на трубе, и на флейте, и на всем, на чем можно играть.
Маттиа оказался настоящим сокровищем. Вскоре корнет-а-пистон был принесен, и мы снова принялись играть кадрили, польки, вальсы, но главным образом кадрили. Мы играли без передышки до самой ночи. Мне это было нетрудно, но Маттиа, утомленный путешествием и долгими лишениями, очень устал. По временам он бледнел, как будто ему становилось дурно. Но он продолжал играть, изо всех сил дуя в трубу. Наконец не только я, но и невеста заметила его бледность.
11
Корнет-а-пистон – медный духовой музыкальный инструмент в виде небольшой изогнутой трубы с тремя клапанами.
– Довольно, – объявила она, – малыш устал. Теперь раскошеливайтесь.
– Если вы позволите, – сказал я, соскочив с тележки, – я поручу сделать сбор нашему кассиру.
И я бросил шляпу Капи, который взял ее в зубы. Капи много хлопали за то изящество, с каким он раскланивался, собирая деньги. Но что было еще лучше, ему давали помногу. Я шел за ним и видел, как серебряные монеты падали в шляпу. Последнюю монету – пять франков – положил жених.
Какое счастье! Но это было не все. Нас пригласили в кухню, хорошо угостили и положили спать в риге, на соломе.
На следующий
– Это благодаря тебе мы столько заработали, мой милый Маттиа, – сказал я своему товарищу. – Я один не мог бы заменить целый оркестр. Оказывается, я поступил не так уж глупо, взяв тебя в свою труппу.
С двадцатью восемью франками в кармане мы чувствовали себя настоящими богачами и, когда пришли в следующую деревню, могли спокойно сделать некоторые необходимые покупки. Во-первых, я купил у торговца железом корнет-а-пистон, стоивший три франка. Он, конечно, был не новый и не красивый, но после того как мы его вычистили, стал хоть куда. Затем я купил красные ленты для чулок и старый солдатский мешок для Маттиа.
Мы поделили вещи поровну и разложили их в два мешка, а затем отправились дальше.
Дела наши шли отлично. После покупок у нас осталось еще около двадцати франков. Наш репертуар был настолько разнообразен, что мы могли по нескольку дней жить в одном и том же месте. За это время мы так подружились с Маттиа, что чувствовали себя вдвоем очень хорошо.
– Знаешь, – говорил он мне смеясь, – такой хозяин труппы, как ты, – просто чудо. Ты даже не дерешься!
– Значит, ты доволен?
– Доволен ли я? Да с тех пор как я покинул родину, я первый раз в жизни не мечтаю о больнице!
Наши успехи окрылили меня и внушили мне новые планы. Прийти к матушке Барберен только за тем, чтобы обнять ее, казалось мне недостаточным. Мне хотелось чем-нибудь отблагодарить ее за заботы обо мне. Теперь, когда я стал зарабатывать, я мог сделать ей подарок. Но какой? Я недолго думал. Только один подарок мог осчастливить ее и обеспечить ее старость: эта корова взамен ее любимой Рыжухи.
Какая радость была бы для матушки Барберен, если б я подарил ей корову, и в то же время какая это была бы радость для меня! Но сколько может стоить корова? Об этом я и понятия не имел. К счастью, узнать это было нетрудно. В харчевнях нам приходилось часто встречаться с торговцами рогатым скотом. Но когда я обратился с вопросом к одному погонщику волов, тот расхохотался мне прямо в лицо. Стуча кулаком по столу, он подозвал хозяина харчевни:
– Знаете ли вы, о чем меня спрашивает этот маленький музыкант? Сколько стоит корова – не большая, не слишком жирная, но очень хорошая корова? Что еще от нее требуется – она должна быть ученой!
Раздался взрыв смеха, но меня это ничуть не смутило:
– Она должна давать хорошее молоко и не слишком много есть.
– А может быть, нужно, чтобы она позволила себя водить на веревке, как твоя собака?
После того как он вдоволь нахохотался и истощил свои остроты, он вступил со мной в деловой разговор. Оказывается, у него имелась на примете подходящая корова: смирная, которая давала много густого молока и почти не требовала корма. Если я выложу на стол пятьдесят экю, [12] эта корова будет моей.
12
Экю – здесь: серебряная монета стоимостью в три франка.