Безумие в моей крови
Шрифт:
Антонио не возразил, не бросился ко мне с заверениями, что Риду ничто не грозит.
— Если он сможет, то приедет. Но сделайте милость, перестаньте вспоминать Лиивиту и тех, кто остался на ней. Чем скорее вы забудете ее, тем будет лучше для всех.
Я пообещала Антонио, что постараюсь, но сомневалась, что у меня получится. В первые дни я не думала почти ни о чем и только наслаждалась бесшумным покоем своих мыслей и жаркой тишиной острова. Но потом воспоминания пробились в мое сознание и испортили мой безмятежный рай. Засыпая, я видела перед собой лицо Троя. Презрительное, осуждающее лицо. И тогда сон покидал меня, и я сидела в душной
А когда я открывала глаза, то думала о Риде. Я хотела, чтобы он приехал как можно скорее. Может, тогда в моей жизни появился бы хоть какой-то смысл, какое-то разнообразие. Если сначала я волновалась, что не смогу любить его по-настоящему, то через несколько дней после прибытия упрямство и тревога вытеснили эти мысли. Я допрашивала слуг по нескольку раз в день. Лия и Зор получили указания через Антонио и поэтому не знали о планах Рида, но я отказывалась им верить. Мой главный спаситель, Антонио, скорее всего, знал, что случилось с Ридом, но не хотел меня расстраивать, поэтому я не отставала от него.
— Вы, наверное, очень его любите, если так ждете, — с мечтательной улыбкой сказала Лия.
— Наверное, — с сомнением ответила я. — Он же пошел ради меня на такую жертву. Я боюсь, что его поймали и наказали или… — Я замялась, запрещая себе представлять, как Лиивита избавилась от него в отместку за мой побег. — Я навсегда останусь ему благодарна и буду любить его столько, сколько потребуется.
— Вы уж меня извините, госпожа, — не сдержалась Лия, — но это не похоже на слова любви.
— Некоторые слова любви сами на себя не похожи. — Эта заковыристая фраза озадачила нас обеих, и какое-то время мы молча смотрели в окно.
Меня переполняла горячая, щемящая благодарность, и я не сомневалась, что смогу превратить ее в любовь. Любовь к мужчине, который вырвал мой разум из цепкой хватки Лиивиты и друатов. А теперь ему предстояло помочь мне еще раз, чтобы я смогла найти хоть какой-то смысл в моей новой жизни.
Мне потребовалось всего шесть недель, чтобы возненавидеть свой новоприобретенный рай.
О, как я это скрывала! Какая это изысканная боль — лгать людям, которые рисковали всем, чтобы тебя спасти. Каждое утро, когда я выходила из спальни, они заглядывали мне в глаза, ища в них радость предвкушения еще одного дня свободы. "Смотри, как она расцвела, — переговаривались они. — Бедняжка такого натерпелась. Но теперь у нее будет все, что она захочет".
Я научилась изображать нужную им радость. Я сверкала глазами, растягивала губы в улыбке и спешила на утреннюю прогулку, чтобы остаться в одиночестве.
То, что сначала казалось мне необычным и очаровательным, начало раздражать. Запах смолы навязчиво преследовал меня, песок сушил ступни, перекрашивая их в мертвенно серый цвет. Сосновые лапы не пропускали меня, цепляясь за одежду, кора царапала
Душевная боль — странная вещь. Она ощущается в самых неожиданных местах, ползет по твоему телу, пробуждая среди ночи и заставляя прислушиваться к своему протяжному вою. И каждый раз ты понимаешь одно и то же: эта боль всегда ведет тебя к одному и тому же человеку. Друату.
Оставалось полагаться только на одно: на эрозию памяти. Все забывается, и я закрывала глаза, заставляя себя чувствовать, как блекнут воспоминания. Первыми растворяются прикосновения. Пытаешься вспомнить мягкость его пальцев, но память выдает пустоту. Следующими искажаются черты его лица. Какой формы его глаза? Уже не уверена, все видится в какой-то дымке. Последним забывается голос, его обволакивающее тепло. В конце остается только тень. Она не причиняет боли, но оседает на твоих буднях, превращая их в безболезненную серость.
Но нет, я всего лишь обманывала себя: я помнила все до самых мелочей.
Слуги внимательно следили за мной и задавали вопросы, которые заставляли меня с силой сжимать зубы: "Вивиан, вы счастливы? Вы рады вашей свободе? Как вы себя чувствуете?"
Однажды я не выдержала и призналась им, что скучаю о Лиивите и хочу, чтобы они вернули меня обратно. Реакция Антонио изумила меня, в нем не было ни сочувствия, ни понимания. Грозно сдвинув брови, он сгруппировался, как будто готовился к нападению.
— Ни за что, Вивиан. Пока я жив, вы не будете больше страдать, обещаю вам. Лиивита будет тянуть вас обратно, но вы должны противиться этому. Мы вам поможем. Если потребуется, мы запрем вас в доме, чтобы вы не поддались зову Лиивиты. Поверьте, со временем вы перестанете его слышать.
Остальные слуги кивали с таким важным видом, что я поняла, что не дождусь их сочувствия.
Можно ли ненавидеть своих спасителей?
Каждый день я гуляла по берегу, помогала слугам, читала и все это время заламывала руки от непонятной тоски. Неужели Лиивита когда-то казалась мне однообразной? В то время, как слуги наслаждались жаркой неподвижностью островной жизни, я металась в поисках перемен. После моего признания Антонио следил за мной с пристальным вниманием, и я старалась улыбаться все чаще и шире, чтобы не вызывать его подозрений.
Каждую неделю, разбирая купленные у торговцев книги, я надеялась найти что-то необычное, но подборка всегда состояла из любовных романов и кулинарных книг. Женское чтиво. Готовить мне было незачем, да и разнообразия продуктов у нас не было. Любовные романы наводили на меня невыносимую тоску. Начитавшись про прекрасных девиц и их мускулистых спасителей со жгучими глазами, я с надеждой смотрела на горизонт, шепча Риду: "Приезжай скорее. Еще пара романов, и я буду готова полюбить тебя по-настоящему. Спаси меня отсюда, как ты спас меня с Лиивиты".