Безумие
Шрифт:
– А что прикажешь? – скривилась девушка, посмотрев на Томсона затуманенными глазами. – Теперь у нас осталось не так много мест, откуда нас будет проблематично достать.
– И ты еще жива? – поинтересовался Йен, оглядываясь по сторонам. Он втайне зауважал свою напарницу после подобной выходки.
– Такая хрень меня не убьет, - вяло отмахнулась Джин. – Дай минуту на отходняк, а? Я все еще в шоке от тебя.
Томсон серо улыбнулся напарнице и уставился на неспокойные воды моря. Насыщенный выдался денек, подумалось ему.
– Это пляж откровений, - вдруг улыбнулся Йен, покосившись
– Я уверен, что ты и так в курсе была, - вздохнул юноша, расстегивая на груди куртку. Он сложил ее в четверо и бережно подложил под голову напарницы. – Но я хотел бы рассказать тебе это сам.
Джин ответила лишь взглядом. Томсон еще раз вздохнул, проводя ладонью по лицу.
– Я просто хочу, чтобы ты услышала мою историю такой, какой помню ее я. Пока я ее еще помню, - нервно усмехнулся юноша.
***
Йен сидел на полу, подогнув ноги и спиной облокотившись на стену. Он с задумчивым видом крутил кольцо на паркете, завернув то двумя пальцами и пуская крутиться, как юлу. Это зрелище помогало ему абстрагироваться от того вихря мыслей, что закручивал его мозг в плотный жгут, причине тем самым страшную, почти адскую боль.
Сара была в комнате за закрытой дверью, не издавая никаких звуков вообще. Сегодня она уже едва ли выйдет оттуда, но Йен продолжал сидеть около порога ее комнаты, ожидая хоть чего-либо. Сколько он здесь уже просидел? Он был не в курсе. Для него время остановилось уже давно. Он не помнил начала, не предполагал конца, все было бесконечно. Бесконечное молчание Сары, бесконечные дни в их тихом, онемевшем доме, бесконечная ненависть, плещущаяся в глазах собственного отражения, бесконечная боль вперемешку с отчаянием, бесконечное бесполезное существование здесь, в доме, в котором время остановилось.
Он сломал Сару, а она сломала ему жизнь, - теперь это казалось даже справедливым. Йен никогда не питал каких-то солнечных иллюзий относительно своего будущего. Он даже не особо задумывался о том, как и что будет дальше, как ему и чем жить, что он сделает и совершит в будущем, чего добьется, - он действительно не имел свойства задумываться об этом раньше, ему было наплевать. Он жил, как живется, и это было достаточно удобно.
Теперь же у него было предостаточно времени, чтобы подумать о том, чего он уже никогда не добьется и не переживет. Он был на века привязан к этому чертовому холодному и безжизненному дому.
Та авария… Теперь она уже не казалась такой уж ужасной, - на фоне происходящего мучительно тягучего безумия, в которое превратилась его жизнь. Сара была тихой и милой девушкой, которая красиво смеялась над дурацкими шутками и поправляла свои миловидные каштановые кудри. Ее глаза всегда лучились каким-то теплым светом, а голос всегда был мягким и шелковым, как и сама девушка. Удивительно, как легко ей удалось поломать всю жизнь Йена, как тростинку. Мастерски. У нее, очевидно, был какой-то особенный талант.
В
Может, было бы действительно лучше, если бы она их убила.
Куча швов и переломанных костей, - это меньшее, что они тогда заработали. О, да, они выжили. Его отец подсуетился, чтобы у Сары и у Йена ни осталось ни единого шрама на теле, но разве проблема была в этом? Разве можно было решить все только этим?
Сара перестала быть Сарой отныне и навсегда. Ей определили тяжелое расстройство психики, но все вокруг не стали акцентировать на этом внимания. Удобнее было этого не замечать. Девушка была из очень уважаемой и влиятельной семьи, поэтому отцу Йена было выгодно, чтобы они все-таки поженились. Йен и сам уже, чувствуя себя виновным перед этой девушкой, уже не в состоянии был куда-либо деться. Он не любил ее, нет. Он не боялся ее, не ненавидел. Он сам не знал, что именно он чувствовал.
Сара превратилась в непредсказуемую стихию. Иногда она была нервозной до ужаса. Она никогда не кричала, да и, в общем-то, никогда и не говорила после аварии. Ни единого слова. Она молча могла опрокинуть стул, разбить тарелку или чашку, бросить чем-нибудь в Йена, если ей что-то не нравилось. Она могла долго плакать. Она могла не выходить из своей комнаты сутки на пролет, а там сидеть и молча смотреть в потолок или в стену, свернувшись калачиком в постели. Она могла спать сутки напролет или шататься ночью по дому. Она могла иногда подойти к Йену и обнять его, поцеловать в щеку, потом разрыдаться у него на груди. Сара стала абсолютно непрогнозируемым молчаливым существом, и Йен, отчего-то единственный не сомневался, что она попробует убить его снова.
Саре было нелегко, но и Йену ничуть не проще. Хотя, конечно же, в этом аду кромешном виноват он был один. Теперь он это признавал. От несмышлёного, безрассудного и безответственного мальчишки, которым он раньше был, и следа не осталось. Он погиб в той аварии вместе со своей милой и всегда веселой невестой.
Они вдвоем переехали в большой, полупустой и необжитый дом, который подарили им их родители в день их помолвки. Йен знал,
что когда-нибудь в будущем они поженятся. Он хотел сбежать от этой женитьбы раньше, так как чувствовал, что это совершенно не его. Теперь же он был просто обязан, он не мог оставить Сару одну только потому, что сам бы никогда не простил себе этого. Он не надеялся, что когда-нибудь все наладится, что его невеста придет в себя. Что их дом оживет, что они вдвоем заживут нормально, нет. Он не верил в это. Он не думал также уйти прочь. Йен просто надеялся, что когда-нибудь кто-то из них умрет, избавив другого от вечной агонии. Он просто надеялся на это, и пускай это было бы суждено ему самому.