Безумная
Шрифт:
Всё это должно настораживать. Похер.
Плечи их не касаются друг друга.
Вот дерьмо.
Брат втаскивает Владу в прихожую и отшвыривает в стену. Такого на их веку не было никогда, никогда Даня не применял голую армейскую силу в отношении сестры. В голове шумит бормашиной, прямые линии мыслей проходятся волной.
— Хорошо ли тебе сидится на члене учителя? Удобно? Нигде не жмёт? — глаза его переполнены бескрайней злобой. Они красные и едва слезятся. — Шлюха.
— Это тебе Петя сказал?
—
На шее «родные» пальцы продавливают внутренний выступ кадыка. Хрип вонзается в раскалённый воздух скальным молотком. Она пытается вскарабкаться по горе воздуха до того места, где будет достаточно кислорода, чтобы сделать единственный вздох.
— Я тебя ненавижу, — проговаривает губами Влада.
Даня заламывает её руку назад до хруста, до сводимой мышцы боли, до закрытого перелома. Сосредоточиться бы на объекте, что пустил её жизнь по наклонной, или на члене Мирона Дмитриевича. Последнее, конечно, ирония в кубе. При таком то недетском раскладе.
— Если тебе всё равно, куда сажать свою жопу, может и мне свезёт?
Наваливается всем телом на Владу совсем не по-братски. Обтирается пахом о бедро. Член реагирует на брыкающуюся плоть под собой, вытягивается во всю длину. Сестра размазывает слёзы по рубашке брата, ощущая своё бессилие; рука, заведённая назад, кажется, не подлежит к быстрому восстановлению.
Даня впихивает коленку между её ног, подстраиваясь под обстоятельства. Школьная юбка скатывается валиком к животу, блузка технично рвётся на груди; пуговицы с шумом раскатываются по прихожей.
Сейчас он должен остановиться и сказать, что неудачно пошутил.
Сказать, что это её дело, с кем трахаться.
Так, по крайней мере, говорил своей Катерине Мирон.
А Влада даже и не дочь Даниилу. Схера ли ему распоряжаться её сексуальной жизнью?
Брат, кажется, понимает, что переходит грань дозволенного. Отстраняется от полуголой сестры, но тянет её за собой за блондированные волосы к ванной комнате, прокатывает половой тряпкой по скользкой плитке. Кое-как запихивает её в ванну, тревожа сломанную руку.
С головы Влады слетают листьями волосы. Мясные ножницы кромсают шикарную длину, превращая волосы в каре, еле прикрывающие мочки ушей.
«Сбрею нахер» так и не происходит. Наверное, боится совсем обезобразить свою сестру. Хотя по её миловидному лицу никогда не скажешь, что она будет похожа на пацана, если убрать волосы подчистую.
— Будешь такая ему нужна?
На этом расстаются злостными врагами. Навсегда.
***
— Алло. Это учитель химии?
— Добрый вечер.
— Ещё раз мне передадут, что на твоём старческом хере катается моя сестра, будешь инвалидом.
========== Часть VI. ==========
В травмпункте, после полуночи, сообщают, что у Влады всего лишь рядовое растяжение, а хруст
Небо все шершавое, в длиннохвостых звёздах.
Влада молчит. Даня молчит. Ночь ведёт диалоги (куплю-продажу) звёздами; у этих придурков нет звёзд, поэтому тишина в ответ.
***
Разорвать кровные узы на утро не получается, хоть и прощались под вечер заклятыми врагами.
Влада кричит, что ненавидит, а Даня насильно тащит сестру всё в ту же парикмахерскую; правда, двери в «цирюльне» уже не выполняют функцию кондиционера, на них висит, от руки написанное, объявление — матьвашухолодно, и читать его стоит назидательным тоном.
Воздушная укладка заставляет взыграть комплексы — зато парикмахерам нравится, они называют её девушкой с журнальных страниц — почти то же самое, что проститутка, только мягче и завуалированнее что ли. Влада закатывает скандал на площади с выбеленным Ленином на постаменте в центре; Даня стойко игнорирует истерики сестры. Перебесится, уже видели такое.
Апогеем родственной шизофрении становится покупка нижнего белья, балансирующего на грани звания — «вовсе без белья», и короткого блядоватого платья не по ноябрьской погоде.
От прямых взглядов брата в примерочной Влада чувствовала себя грязно и мерзко; ровно те же ощущения накатили вчера на полу под стальным прессом Дани, всё, что находилось ниже пресса вспомнить без глушащей динамитом боли невозможно. Их отношения теперь навсегда с душком.
— Познакомлю тебя с нормальным парнем, чтобы хуйней не маялась, — говорит на выходе из торгового центра Даниил.
В городе снега больше нет, ничего нет. Даже солнца.
***
«Нормальный парень» белозуб, чист от татуировочной наркомании и педантично выглажен заботливой домработницей.
Владе не сбежать за кухонные кулисы, дверь сторожит брат. Все бы так границы охраняли.
«Нормальный» пьёт чай без добавления лечебного коньяка и свободно владеет тремя языками — в дипломе заметка о курсе международных отношений — рекламирует он себя не херово так.
«И хуй у него, наверное, такой же интеллигентный, как и он сам», — эти её предположения остаются за кадром.
***
«Нормальный» говорит, что позвонит. Но это мало вероятно, к разочарованию Дани.
Влада знает, что не позвонит, и это самый адекватный сценарий развития их нелюбви.
***
В понедельник Даниил провожает сестру до школы. Боится, что Влада возьмёт у тридцатичетырёхлетнего дяди конфетку и пойдёт кататься на его старческих каруселях. Покататься на Мироне она может и в туалете на перемене, но брат почему-то не берёт это во внимание.
Коридоры гудят о том, что Петя перешёл в параллельный «б» класс, в долбанный «б». Это финал!