Безжалостный распутник
Шрифт:
Завтрак ей принесла кормилица. Он был изысканным, вкусным и сытным. Девушка поняла, что готова к продолжительной прогулке верхом на Меркурии. Ее любимец также наверняка бодр и полон сил, вдоволь насытившись овсом.
— До свидания, Нана, — попрощалась она с кормилицей.
Захватив перчатки и хлыст для верховой езды, Сиринга вышла из спальни и поднялась на верхнюю площадку парадной лестницы. Внезапно до нее донеслись голоса, а когда она медленно спустилась вниз по ступенькам, наслаждаясь мягкостью толстого ковра под ногами и великолепными портретами кисти Ван
Один из них разговаривал с дворецким Барнемом.
— Его светлость заканчивает завтрак. Я отправил лакея сообщить ему о вашем приходе, — произнес дворецкий.
Тут до ее слуха донесся голос графа:
— В чем дело?
В следующий миг в вестибюль вошел и он сам, в бриджах для верховой езды и синем сюртуке. Белый галстук был завязан изящным узлом и удивительно красиво смотрелся на темном фоне обшитых дубовыми панелями стен.
— Мы поймали браконьера, милорд, схватили его на месте преступления, — сообщил незнакомый Сиринге мужчина. — У него в одной руке был силок, а в другой кролик. Я так и сказал ему:
«Ты попался, парень».
— Что же он сказал в свое оправдание? — осведомился граф.
— А что он мог сказать, милорд? И так все понятно. Некоторым браконьерам хватает ума помалкивать, чтобы не отягощать свою вину.
Сиринга не могла рассмотреть, кто этот человек, обвиненный в браконьерстве, потому что он стоял между двумя егерями, однако, почти спустившись вниз, она услышала, как граф спросил у него:
— Так что вы скажете в свое оправдание? Это ваш единственный шанс объясниться, прежде чем я отправлю вас к судье. — Ответа не последовало, и спустя мгновение граф добавил: — Отлично. Уведите его. Пусть с ним разбирается суд.
Егеря уже собрались было выполнить распоряжение графа, но в следующее мгновение Сиринга узнала человека, которого они были готовы вывести из вестибюля. Она с криком бросилась вперед:
— Стойте! Остановитесь! Это ошибка!
— Тут нет никакой ошибки, — возразил граф. — Кроме того, это вас совершенно не касается, Сиринга.
— Нет! Это касается меня! — ответила девушка. — Этот человек не браконьер. Это старый Бен, и я хорошо его знаю, он живет в лесу.
— Я поймал его с силком в руках, мисс, — сказал один из егерей, держа в руках незамысловатую ловушку из куска дерева и шнурка. — А вот и кролик. — С этими словами он указал на мертвого кролика в руках у его напарника. — Кролик был еще жив, когда мы поймали его, — продолжил он, — но по пути сюда сдох.
— Он собирался отпустить его на свободу… да-да, он хотел его отпустить! — с жаром воскликнула Сиринга. — Бен никогда не причинил бы вреда живым существам!
— Не стоит защищать этого человека, — нахмурился граф. — Мои егеря поймали его с поличным. Вам же должно быть отлично известно, что браконьерство — серьезное преступление, и поблажек тут быть не может. Если бы он что-то сказал в свое оправдание, это, возможно, изменило бы дело.
Сиринга повернулась лицом к Роттингему. В ее широко открытых глазах читалось неподдельное волнение.
— Бен не умеет разговаривать,
— Простите, Сиринга, — сказал граф, — но мои егеря выполняют свой долг, и я должен всячески поддерживать их.
Сиринга умоляюще посмотрела на графа, и ей показалось, будто он старательно избегает ее взгляда — это свидетельствовало о том, что он намерен оставить ее слова без внимания и поступить так, как решил.
Егеря, рассудив, что разговор окончен, взяли Бена под руки и повели к двери. Но не успели они сделать и пары шагов, как в комнате снова прозвенел голос Сиринги:
— Стойте! Я докажу вам, что я права!
Мужчины вопрошающе посмотрели на Роттингема, как будто ожидая его приказаний, однако тот промолчал.
— Пожалуйста, отойдите от него, — велела Сиринга егерям, после чего обратилась к старику Бену: — Слушай меня, Бен. Я хочу тебе помочь.
Лицо старика было изборождено глубокими морщинами, а волосы — белыми как снег. Вместе с тем в его лице было что-то мальчишеское. А когда он посмотрел на девушку, на его лице появилась слабая улыбка.
На Бене был старый заплатанный сюртук и сильно поношенный жилет. Башмаки подвязаны бечевкой, на шее — грязный ситцевый платок.
— Бен, покажи его светлости, что у тебя в карманах, — сказала Сиринга, в упор глядя на старика.
Тот оглянулся через плечо, как будто желая убедиться, что егеря стоят не слишком близко, после чего запустил правую руку в карман и вытащил из него маленькую рыжую белку.
Посидев пару секунд у него на ладони, пушистый зверек пробежал по руке и уселся на плече старика. Бен дал белке орешек, и та принялась грызть его, с любопытством поглядывая на людей.
— А теперь покажи, что у тебя в другом кармане, — попросила Сиринга почти шепотом.
Бен снова залез в карман и вытащил трех маленьких полевых мышей. Они проворно взбежали по его руке и уселись у него на воротнике. Заметив белку, они испуганно устремились обратно в свое безопасное теплое убежище.
— Что еще ты покажешь его светлости? — спросила Сиринга.
Бен извлек из-за пазухи молоденького лесного голубя. Он осторожно взял его в широкие ладони, и все заметили, что к одной лапке птицы аккуратно привязана небольшая щепка.
Старый Бен ласково погладил сизые перья, и голубь затих, как будто понял, что ему ничего не грозит.
— У тебя есть еще что-нибудь? — спросила Сиринга, и, когда старик отрицательно покачал головой, повернулась к Роттингему: — Неужели вы думаете, что он может запятнать руки кровью живых существ, которые ему так доверяют? — спросила она.
Мгновение помолчав, граф ответил:
— Вы доказали свою правоту, Сиринга. Этот человек свободен.
— Но милорд! — запротестовали егеря. — Если ему позволить бродить по лесу в тот сезон, когда птицы вьют гнезда, он будет тревожить фазанов, а ведь мы хотим к осени создать для вашей светлости хорошие условия для охоты.