Бирит-нарим
Шрифт:
Хоть и старше я на сто лет, говорит со мной, как с младшим, как с ребенком, не знающим мира.
Ишби пытался найти слова, но все они не имели веса, -- разве возразишь ими, разве заставишь слушать? И потому лишь молча стоял посреди комнаты, полной драгоценных, диковинных вещей, и все холодней, тоскливей становилось на сердце.
– - Но если б только в этом было дело, могли бы мы терпеть и молчать, -- продолжала Зу. Руки ее расправляли складки одежд, скользили по бахроме и кистям подушек, ни мгновения не стояли на месте.
– -
– - Нет, -- тихо ответил Ишби.
– - Но...
– - Нет.
– - Зу повернулась к нему и улыбнулась.
– - Не таков.
– - Но ты же убить собралась его, Зу!
– - Хотел, чтобы жесткими были эти слова, но голос звучал слабо. И боль, давняя, позабытая, подступала к горлу -- слезы детской обиды.
– - Разве...
Силы собрал, чтоб обвинять и спорить, но не мог произнести ни слова.
За сто лет не было у меня никого ближе, чем Зу. Никто не был так добр ко мне, и никто...
Зашуршал занавес, отброшенный в сторону уверенной рукой, и в комнату вошел Хинзу. Остановился, скрестив руки на груди, -- и Ишби растерялся, забыл, о чем хотел говорить. Высок был избранник Зу, и невозмутим, а сила его, не меньшая, чем у Лабарту, давила, -- казалось, сам воздух отяжелел, грузом лег на плечи.
– - Я знаю, каково это, Ишби, -- проговорил Хинзу. Взглянул, словно ожидал возражений, а потом отошел, сел рядом с Зу.
– - От того, что он -- хозяин тебе, и час твоей свободы еще не настал, замутнены твои мысли, и не могут течь вольно.
Ишби отвел взгляд. Хинзу, прежде едва его замечавший, теперь говорил с ним, как с близким, -- и оттого еще сложнее было подобрать ответ.
– - Пока он твой хозяин, желать ему вреда -- неразумно и странно, -- сказал Хинзу.
– - Но если изберешь другого хозяином, тогда и на Лабарту взглянешь по-иному, и поймешь то, о чем говорит тебе сестра.
Изберешь другого хозяином.
Ишби зажмурился, не веря услышанному.
А Хинзу продолжал, так же ровно, -- словно и не убедить пытался, а вел речь о делах давно известных.
– - Ты был слишком юным, когда смерть настигла тебя, и человеческую жизнь прожить не успел. Но теперь ты вправе судить и решать. Если захочешь -- будет у тебя другой хозяин.
Ишби открыл глаза -- встретился взглядом с Хинзу. По-прежнему тот был спокоен, и сила его все также давила, мешала думать. Зу сидела рядом, улыбалась.
– - Ты.., -- через силу проговорил Ишби, -- предлагаешь защиту мне?
– - Да, -- кивнул Хинзу.
– - И слова мои не пусты.
Глава шестая
Свобода
1.
Полдень...
Лабарту остановился, запрокинув голову, но тут же вновь продолжил путь. Не мог сейчас смотреть на солнце, не мог задержаться, -- спешил, шел вперед, едва замечая жар раскаленной мостовой. И людей едва видел, -- хоть и расступались они и провожали удивленными взглядами. Ведь оделся он так, чтобы выглядеть своим среди знати и людей богатых: солнце вспыхивало на тяжелых витых браслетах, длинные серьги качались, путались в волосах, -- но не было при нем ни воинов, ни слуг, по улицам города он шел один.
И на площади, где тысячи жизней сияли током крови, Лабарту не замедлил шаг. Холодная решимость поселилась в сердце, гнала вперед, и ни солнце, ни голос подступающей жажды не могли сбить с пути.
Как может быть... что еще утром я не знал ничего?..
Ишби пришел на рассвете, будил его, -- но Лабарту не смог разорвать вязкую паутину снов. И долго еще был в плену дремотных видений, наполненных голосами, бесцельными блужданиями и тревогой. А когда вырвался, проснулся, сев на краю крыши, -- светло уже было и жарко, горизонт дрожал в туманном мареве, и люди трудились в полях.
Но Ишби не ушел, ждал возле дома. И там, под финиковыми пальмами, стал говорить, не поднимая глаз, и речь его сбивалась, но не замолкала. И Лабарту, слушая, думал: Я сплю, наяву не бывает такого.
– - И не только Хинзу и Зу считают так, -- продолжал Ишби, -- но и другие. Северянин, Зибиту, ее брат и Шакету -- все они согласны с Зу и во всем ее поддержат.
И тогда словно полыхнуло перед глазами -- не смог больше смотреть на Ишби, не мог слушать его голос, тихий, растерянный, но не умолкающий. Отвернулся, прислонился к стволу пальмы, бесцельно провел ладонью по теплой коре... Смотрел на воды канала, пытаясь игрой солнечных бликов успокоить мысли, но горечь с отвращением напополам мешались в сердце, не давали думать.
Ненавидят меня... Все, всегда... ненавидели здесь меня, и теперь дождались, хотят ударить...
– - Зу сказала, -- еле слышно проговорил Ишби, -- что ты один, и тебе не выстоять против всех. А Хинзу звал меня под защиту...
Слишком слабый для них я, верно?
Лабарту ударил по стволу -- дерево качнулось, ошметками посыпалась кора. Боль полоснула руку -- и гнев утих, застыл в груди осколками льда.
Обернулся.
Ишби смотрел на него теперь, стоял, не шелохнувшись.
– - Прости, что не проснулся, когда ты будил меня, -- сказал Лабарту. Поднял руку -- царапины затягивались уже, а капли крови еще текли, по ребру ладони к запястью. Краем рубахи стер кровь и вновь взглянул на Ишби.
– - Важную весть ты принес, и я благодарен.
Направился к дому, но Ишби рванулся следом, схватил за руку, спросил с мольбой:
– - Что ты сделаешь с Зу?
– - Ничего, -- ответил Лабарту, и не добавил к этому ни слова.
И вот теперь он миновал южные ворота Баб-Илу, рыбный рынок и шумную площадь, -- и остановился у стен богатого дома.