Бироновщина. Два регентства
Шрифт:
— Я сяду сейчас за карты, — сказала цесаревна, подходя к Скавронской. — А ты, Аннет, будь уж за хозяйку, устрой petits jeux. [16]
Из числа так называемых «маленьких игр» при дворе были в ходу только умные: «secr^etaire», «шарады». Приглядевшись к окружающим, Лили вскоре настолько освоилась в новой среде, что не затруднялась уже меткими письменными и словесными ответами. Сидевший рядом с ней Петр Шувалов, однако, не мог еще как будто привыкнуть к мысли, что она уже взрослая, и полунасмешливо спросил ее, не скучны ли ей эти солидные игры.
16
Маленькие игры (фр.).
— Нет, ничего, — отозвалась Лили. — Только вам–то всем они, кажется, уже надоели по горло, потому что вопросы и ответы все–таки постоянно повторяются.
— Так вы предпочитали бы играть в веревочку или в кошку и мышку?
Лили вскинула на него глаза и отвечала совсем откровенно:
— Еще бы! Там, по крайней мере, жизнь.
— Господа! — возгласил Шувалов. — Вот баронесса Врангель предлагает играть в веревочку или в кошку и мышку.
— Неправда, сама я вовсе этого не предлагала… — пробормотала Лили.
Но шаблонные умные игры, должно быть, в самом деле успели уже набить оскомину большинству играющих, потому что мысль о неумных играх тотчас нашла с разных сторон сочувственный отклик:
— В самом деле, не поиграть ли в веревочку?
— Нет, лучше в кошку и мышку!
— Сперва в одно, потом и в другое, — решила Скавронская.
Сказано — сделано. И дивное дело: вся эта чопорная придворная молодежь вдруг стала естественной, необыкновенно оживилась. С каким одушевлением всякий, попавший по очереди в середину веревочного круга, хлопал других по рукам! Каким взрывом смеха сопровождался каждый хлесткий удар! Чаще других попадала в круг Лили, не потому, чтобы не умела вовремя отдернуть руки, а просто потому, что молодые кавалеры, точно сговорившись, охотнее всего хлопали по рукам эту прелестную, невинную как ребенок барышню, столь непохожую на всех остальных. Со своей стороны и она не оставалась в долгу, но больше всего от нее доставалось все–таки насмешнику Шувалову.
— Не довольно ли, господа? — сказала тут Скавронская, у которой руки были также отбиты уже докрасна. — А во что же теперь?
— В кошку и мышку! — послышались кругом голоса.
— Да, да, в кошку и мышку!
— Но кому быть мышкой?
— Конечно, мадемуазель Врангель! — заявил Пьер Шувалов.
— Да, да, мадемуазель Врангель! — поддержал единодушный хор других кавалеров.
— А я буду кошкой, — сказал Шувалов.
— Нет я! Я! Я! — откликнулись другие.
— Придется вам, господа, тянуть узелки, — объявила Скавронская.
Три раза подряд Лили была мышкой, но благодаря ее грациозной увертливости ни одной из трех кошек не удалось поймать ее.
Наконец пришлось сделать паузу, чтобы запыхавшиеся кошки и мышки могли перевести дух и прохладиться мороженым. Шувалов не замедлил присоседиться к Лили и начал, не то шутя, не то уже серьезно, говорить ей любезности.
— Перестаньте, пожалуйста, Петр Иваныч! — сказала она. — Вы забываете, что я не Юлиана.
— Вы, Лизавета Романовна, как новая комета, вашим блеском совсем ее уже затмили.
— Знаете, Петр Иваныч, мне хотелось бы вас хорошенько наказать!
— Попробуйте.
— Вам хочется быть наказанным?
— Вами? Да.
— Хорошо.
Порхнув через зал к Скавронской, она стала что–то ей нашептывать. Та, покосившись на Шувалова, лукаво усмехнулась и возгласила:
— Господа, прошу вас взять стулья и сесть в два ряда, да не слишком близко друг к другу.
— И мне тоже сесть? — спросил Шувалов.
— Нет, вы будете главным действующим лицом.
Когда все уселись, она попросила сидящих вытянуть вперед ноги так, чтобы носками касаться носков своих vis–`a–vis, [17] затем, обратясь к Шувалову, предложила ему перешагнуть через все эти ноги, никого не задев.
— Только–то? В чем же тут мудрость? — сказал он и по французской поговорке «faire bonne mine au mauvais jeu» [18] с комическими ужимками стал перебираться через протянутые с двух сторон ноги.
17
Визави (фр.).
18
Делать хорошую мину при плохой игре (фр.).
— Брависсимо! — похвалила его Скавронекая, когда он успешно выполнил задачу. — Дайте–ка сюда ваш платок и наклоните голову.
И она повязала ему платком глаза.
— Теперь извольте–ка пройти опять назад с завязанными глазами.
В то же время она сделала всем сидящим молчаливый знак, чтобы те убрали под стул свои ноги. Шувалов, воображая, что препятствия все те же, двинулся вперед с осторожностью слепца и без надобности высоко подымал свои ноги.
— Выше, выше! — предостерегала его Лили.
— Выше, выше! — подхватили другие.
И он подымал ноги все выше, подобно журавлю, вытаскивающему свои ходули из вязкого болота. Когда он наконец добрался так до конца, все участники игры разразились таким гомерическим хохотом, какой едва ли когда–либо прежде раздавался в стенах цесаревнина дворца.
Шувалов сорвал с глаз повязку и с недоумением огляделся кругом.
— Да ведь я же никому, кажется, не наступил на ногу?
— Еще бы наступили, когда все ноги были под стульями! — со смехом отвечала ему Скавронская.
Тут и сам он рассмеялся и отвесил Лили глубокий поклон:
— Grand mersi, m–lle, [19] за науку.
— Что у них там такое? — заинтересовалась цесаревна, сидевшая на другом конце зала за ломберным столом со своим лейб–хирургом Лестоком и двумя камер–юнкерами — Разумовским и Воронцовым.
Положив карты на стол, она вместе со своими партнерами подошла к молодежи. Когда ей здесь объяснили причину общей веселости, она взяла Лили за подбородок и звонко поцеловала.
19
Спасибо, мадемуазель (фр.).