Бироновщина
Шрифт:
"Неужели ей уже тридцатый годъ? — думала Лилли, не отрывая восхищеннаго взора отъ царственной красавицы. — Она, право же, свже каждой изъ насъ"…
И взоръ двочки, сравнивая, скользнулъ въ сторону юной спутницы цесаревны, на которую до того она почти не обращала вниманія, но на которую теперь невольно также заглядлась.
— Что вы такъ смотрите на меня? — съ улыбкой спросила та, подходя къ ней, и взяла ее подъ руку. — Отойдемте-ка подальше.
— Простите, что я такъ смотрла… — извинилась Лилли. — Но y васъ такое удивительное, точно фамильное сходство…
— Съ кмъ? съ моей кузиной?
— Съ кузиной?
— Ну да, съ цесаревной: вдь я же — Аннетъ Скавронская. Отецъ мой, графъ Карлъ Скавронскій, былъ родной братъ императрицы Екатерины Алексевны. А вы вдь баронесса Лилли Врангель?
— Да… Но отъ кого вы, графиня, могли слышать про меня?
— Какъ не слыхать про такую прелесть! Слухомъ земля полнится, — улыбнулась опять въ отвтъ Скавронская. — Нтъ, милая Лилли, вы не конфузьтесь; я говорю чистую правду. Мн давно хотлось познакомиться съ вами; y меня нтъ вдь никого для конфиденціи; а васъ вс такъ хвалятъ… Хотите, подружимтесь?
— Помилуйте, графиня… Я же только младшая камеръ-юнгфера принцессы…
— Да и я тоже годъ тому назадъ была въ род какъ бы камеръ-юнгферы y моей кузины. Вамъ сколько теперь лтъ? Пятнадцать?
— Да, съ половиной.
— Ну, а мн… съ тремя половинками! разсмялась Скавронская. — Вы вдь атташированы уже къ принцесс. Черезъ годъ васъ точно такъ же сдлаютъ фрейлиной, да еще чьей? наслдницы престола! Ну, что же, хотите имть меня подругой?
— Я была бы счастлива, графиня…
— «Графиня»! А мн называть васъ, не правда ли, «баронессой»? Нтъ, давайте говорить сейчасъ другъ другу «ты». Хорошо?
— Хорошо. Но по имени какъ мн называть васъ?
— Опять «васъ»! Называй меня просто «Аннетъ», а я тебя буду называть «Лилли». Какое хорошенькое имя! Совсмъ по теб: вдь ты настоящая полевая лилія, — не то, что твоя гувернерка.
— Какая гувернерка?
— Да Менгденша. Это ужъ не полевой цвтокъ, а оранжерейный, махровый, безъ всякаго полевого аромата.
Лилли съ опаской оглянулась на Юліану; но та не желала пропустить ничего изъ бесды принцессы съ цесаревной, и ей было не до новыхъ двухъ подругъ.
— Да, вс говорятъ, что мы съ кузиной похожи другъ на друга, — продолжала болтать Скавронская. — Но куда ужъ мн противъ нея! Даже когда она серіозна, глаза ея свтятся… А если бъ ты видла, какъ она танцуетъ! Это — сама Терпсихора. Да вотъ на придворныхъ балахъ ты скоро ужо увидишь.
— Да я еще не придворная дама! — вздохнула Лилли. — Даже на свадьб принцессы мн нельзя быть.
— Это-то правда… Но подъ самый конецъ, въ воскресенье, будетъ большой публичный маскарадъ съ танцами. Въ маск туда тебя, пожалуй, пустятъ; я попрошу за тебя. Это будетъ такое великолпіе, что ни въ сказк сказать, ни перомъ описать, прямая мажесте. Для меня этотъ маскарадъ иметъ еще особое значеніе… Вотъ идея-то!
— Какая идея?
Не отвчая, Скавронская подвела Лилли къ простночному зеркалу.
— Смотри-ка: мы съ тобой вдь почти одного роста.
— Да что ты задумала, Аннетъ?
— А вотъ что, слушай. Только, милая, ради Бога, ни слова своей Менгденш!
— О, я — могила. Но, можетъ быть, это что-нибудь нехорошее?
— Напротивъ, очень даже хорошее… Мн надо въ танцахъ непремнно поговорить съ однимъ человкомъ. Но долго съ однимъ и тмъ же кавалеромъ танцовать нельзя; поэтому мы съ тобой обмняемся потомъ костюмами…
— Ахъ ты, Господи! — вырвалось y Лилли, да такъ громко, что цесаревна оглянулась и спросила, что y нихъ тамъ такое.
— Да вотъ Лилли хотлось бы ужасно быть на большомъ маскарад посл свадьбы принцессы, — отвчала Скавронская и подвела подругу за руку къ Анн Леопольдовн: — Ваше высочество, великодушнйшая изъ принцессъ! слезно умоляемъ васъ взять ее также съ собой на тотъ маскарадъ!
Принцесса обернулась къ своей фрейлин:
— Какъ ты полагаешь, Юліана?
— Невозможно, ваше высочество, — отвчала та, — Лилли — младшая камеръ-юнгфера…
— А старшихъ нельзя тоже допустить туда вмст съ нею?
— Это было бы противъ регламента: если допускать на придворныя празднества, какъ равноправныхъ гостей, лицъ изъ низшаго персонала, то что же станется съ самыми празднествами, на которыя приглашены вс иностранные посланники? Вы знаете, какъ строго ея величество относится въ этихъ случаяхъ къ этикету. Притомъ для вашихъ камеръ-юнгферъ нельзя было бы длать исключенія: камеръ-юнгферамъ самой государыни пришлось бы тоже дозволить быть на маскарад; на всхъ пришлось бы шить маскарадныя платья…
— Правда, правда, — согласилась Анна Леопольдовна: — на всхъ это вышло бы слишкомъ дорого, а расходовъ теперь и безъ того такая масса…
— Простите, принцесса, — еще убдительне заговорила Скавронская. — Ho o всхъ камеръ-юнгферахъ y насъ не было и рчи. Мы говоримъ только объ одной Лилли; она y насъ вдь не простая камеръ-юнгфера, а ближайшая кандидатка во фрейлины.
— Въ самомъ дл, моя дорогая, — поддержала ее тутъ и цесаревна: — отчего бы намъ не доставить двочкамъ невиннаго удовольствія попрыгать тамъ вмст? Вдь маскарадный костюмъ какой-нибудь швейцарки, напримръ, обойдется не Богъ-всть въ какую сумму.
Анна Леопольдовна переглянулась опять съ своей фавориткой. Та, однако, все еще не совсмъ поддавалась и отвтила за нее:
— Во всякомъ случа, надо получить сперва согласіе оберъ-гофмаршала, который уже испроситъ разршеніе государыни императрицы.
— Ну, все это пустая формальность, и я вполн уврена, милая баронесса, что вы, если захотите, сумете уговорить Лвенвольде, — сказала Елисавета Петровна, приподнимаясь съ канап, и стала прощаться съ принцессой.
Скавронская воспользовалась этимъ моментомъ, чтобы шепнуть Лилли: