Благородна и благочестива
Шрифт:
– А что ж тогда плыли? – уже не слишком вежливо поинтересовалась мэма Софур: зоркий глаз няньки уже вычислил небогатое происхождение благовоспитанного пэра, и уважение мэмы к нему резко поубавилось. Взяла в руки бесполезное рукоделие: пальцы няньки уже давно ничего тоньше кухонного тесака не держали. – Верно, долгий путь проделали – чего ради?
– Кого! – назидательно поднял палец пэр Нильс. – Светлого ллея Тадеуша! Мой дорогой бывший хозяин в большой беде, и да сожрут себы мой дух, если я останусь в стороне! Я провинился перед ним раз – воспитав эдакого негодника – и не оплошаю дважды! – гордо выпрямился в кресле учитель ллея Золтана.
Камилла с нянькой неуверенно переглянулись.
– Ллея Тадеуша? – накручивая рыжевато-каштановую прядь на палец, рассеянно переспросила девушка. – Моего деда?
– Верно, светлая ллейна! Не нужно обряда крови, чтобы увидеть, что вы – Камилла Эйросская, внучка светлейшего ллея Тадеуша и дочь блистательного и опального ллея Золтана! – пэр Нильс шумно хлюпнул носом, вспомнив о пропавшем воспитаннике, но тут же встрепенулся, – я хочу просить у вас многого, дражайшая ллейна: немедленно отправиться вместе со мной на большую землю, во владения Эйросских ллеев, и предъявить права на наследство!
Мэма Софур отложила рукоделие и закрыла рот. Камилла ахнула и откинулась на жёстком стуле. Подумала миг или два и тут же подалась вперёд, закусив губу от нетерпения.
– Что за наследство, пэр Нильс?
– Как же, – удивился тот. – Замок Эйросских ллеев и все земли, что к нему прилагаются!
– Ой! – сказала мэма Софур, снова хватая рукоделие. Замахала, обдувая раскрасневшееся лицо.
– Я так понимаю… – чуть запнувшись, проронила Камилла, – мой дед помер?
Пэр Нильс даже застыл.
– Отец Небесный, что за выражения? Юной ллейне не пристало… Хотя что же это я? Верно, вы поражены таким известием! Ллейна Камилла, следует говорить «скончался» либо «испустил дух»…
– Так он испустил? – нетерпеливо уточнила дочь Золтана Эйросского.
– Нет, хвала Отцу. Иначе у нас не осталось бы ни шанса, будь проклят этот Салават с его племянничком! Давно уж глаз на владения ллея Тадеуша положили…
– Есть пре-тен-денты? – сощурилась Камилла, вновь вспомнив меткое слово. Фаиль от торговцев с корабля подцепил и козырял теперь по поводу и без.
– А как же! Такой лакомый кусок, – вздохнул пэр Нильс. – По правде, я рассчитывал на помощь моего дорогого Золтана, но раз его нет… Я не мог оставить светлейшего ллея Тадеуша в беде! Вы должны, юная Камилла! Времени у нас мало, я оставлял вашего деда в жутком состоянии…
– Он болен? – нахмурилась Камилла.
– Разумом, – грустно кивнул учитель. – Когда мне доложили, что с ллеем Тадеушем творится неладное, я не поверил. Потом в Эйросский замок прислали королевского регента – убедиться. Убедился и остался, – помрачнел пэр Нильс. – И когда я попросил аудиенции, чтобы навестить, ллей Тадеуш… даже не узнал меня! Всё смотрел в стену и не проронил ни слова, как заворожённый… Пищи почти не принимает, чахнет день ото дня всё больше, – старый учитель всхлипнул и встряхнул платок, промокая влагу в уголках глаз.
– То есть, если мы… я… не заявлю права на наследство, регент его передаст кому-то ещё?
– Сразу же, как только утвердят, – кивнул пэр Нильс. – А зная настырность проклятого… помилуй Отец… ллея Салавата, он всё же посадит племянничка в Эйросский замок, не дожидаясь смерти дорогого Тадеуша! Ах, какие там земли, юная ллейна, лакомый кусок!..
Камилла резко поднялась, порывисто прошлась из угла в угол, но четырёх шагов не хватило, чтобы успокоиться.
– Итак, у меня есть безумный дед, – подытожила дочь Золтана Эйросского. – И титул. Не какая-то там дочь Рыжего барона, а ллейна Эйросская. И замок.
– С землями, – чуть хрипловато поправил пэр Нильс, глядя на девицу расширенными глазами.
– И королевский регент, который их пока охраняет от пре-тен-ден-тов. И у меня есть вы, пэр Нильс, который и засвидетельствует моё родство с батюшкой.
– Ах, цвет волос вас выдаст с головой, юная ллейна…
– Как же вы нас нашли, пэр Нильс? – резко остановилась Камилла. – И отчего дед не искал раньше?..
– Гордость сгубила не одно поколение Эйросских ллеев, – грустно вздохнул старый учитель. – Гордость, упёртость и нежелание признавать свои ошибки. Ведь и мой сорванец… то есть, светлый ллей Золтан прекрасно знал дорогу домой – и так и не явился. Не повинился перед отцом. А ведь Тадеуш ждал. Про то я лично могу засвидетельствовать – ждал…
– Вы не ответили на первый вопрос, – педантично уточнила ученица торговца. – Как?..
– Ллей Тадеуш как-то открылся мне, – понизив голос, обронил пэр Нильс. – Сказал, что поступили известия, будто его сына видели на пиратских… то есть, на Ржавых Островах. И будто даже назвали архипелаг в его честь – в благодарность за помощь с бандитами да тварями из лесу. Ах, ллей Золтан всегда славился рыцарским упорством и звериной силой… Я отправился на поиски вслепую, дважды едва не был ограблен, и чудом добрался сюда, на главный остров. Отправился в таверну, и тут вы, прелестная мэма Софур!..
Нянька, в этот момент вытиравшая рукоделием потекший нос, вздрогнула, выпрямилась и благосклонно кивнула, проглотив непривычное обращение. Если бы тогда, в таверне, она прислушалась к заезжему чудаку, выспрашивавшему у хозяина, где живёт какой-то эйросец, то пэру Нильсу не пришлось бы платить портовому попрошайке за указанную дорогу к каменному дому Рыжего барона. А тогда мэма лишь пригрозила местному ворью, чтобы не грабили в первый же день, да чтобы дали отдохнуть с дороги. Один из окруживших пэра Нильса карманников и горлорезов приходился няньке внучатым племянником, а потому нехотя отпустил рассыпавшегося в благодарностях гостя.
Софур подумала, что перед ней блаженный, и поспешила обратно домой, унося за пазухой бутыль прикупленного по дешёвке вина. И неприятно поразилась, увидев того же блаженного у себя на пороге несколько минут спустя.
Бутыль до сих пор грелась под подушкой, подальше от внимательных глаз Камиллы да посягательств случайных гостей.
– Мы едем, пэр Нильс, – медленно и раздельно проговорила Камилла, сжав побелевшими пальцами ткань юбки. – С завтрашним кораблём. Ты, няня, – обратилась ко вскинувшейся мэме Камилла, – едешь тоже. Сопьёшься же без меня в посёлке.