Благородна и благочестива
Шрифт:
– Да чтоб тебя в корму!.. – взвизгнул Рафаэль, подпрыгивая на месте – уже в своём теле. Амулет стихий выпал из разжатых пальцев, покатился по полу. – Жри себя сам, старик! Я до конца дней этой жути не забуду! Твоё смрадное тело и… ниже пояса ни-че-го! Рядом со мной такая девица плюхнулась – а я только глазами хлопаю! А?..
Золотое сияние погасло, и паладин ордена Храма, ллей Патрик Блаунт, бессильно опустился на пол. Мэм Гирр бережно поддержал его, тревожно глянул на ллея Золтана. Человеческое тело боролось со стихией, полуприкрытые глаза мага воздуха то темнели, то снова бледнели до небесной синевы.
– Пасть захлопни, – снова прорычал ллей Золтан. – И камень обратно подбери! Его, – кивок на слабеющего паладина, – нужно спасать! Ты здесь единственный, хоть и вшивый, маг – действуй!
Ллей Блаунт и впрямь выглядел дурно: изо рта стекала струйка крови, уже красной, не серебристой; тело всё больше наливалось человеческими соками, и маг воздуха больше не мог перекинуться в собственную стихию. Не после того, как он призвал на помощь Отца Небесного. Нельзя славить свет и служить тьме – одновременно…
– Держись, держись, – шептала, как заклинание, Камилла, обтирая ладонями стремительно теплеющее лицо. Патрик возвращался в человеческое тело – вот только означало это для него мгновенную смерть. – Мы сейчас что-нибудь придумаем…
– …да не возьму я этот камень! – возмущались за спиной. – Я слышал, что папаня говорил! Только сильный маг может… других убьёт! Да и боюсь я! А если снова меня туда затянет? И не проси, Рыжий барон!
– Тряпка! Слабак!
– Зови как хочешь, а я тебя уже один раз послушал!..
– Ты – последний маг во дворце!..
– Что с памятью, Рыжий барон? А того затейника, мага воды, ты уже позабыл? Стоит же посреди залы – так у него помощи и попроси! Там, поди, опыта побольше найдётся…
Сдавленный хрип с королевского ложа заставил оглянуться даже Камиллу. Король Родрег приподнялся на подушках, почти усевшись на постели, и глаза его полыхнули животным ужасом – и безграничной злобой. С губ мага земли сорвался протяжный вой, он протянул иссохшие руки к Рафаэлю…
Наследный принц шарахнулся прочь от скрюченных пальцев, но старый король даже не завершил движения. Бесцветные глаза закатились, лицо застыло в жуткой гримасе, и его величество, король Родрег Айронфисский, испустил дух. Ещё до того, как упал обратно на ложе.
Твердь ощутимо тряхнуло.
– Так д-должно б-быть, – впервые на памяти Камиллы запнулся мэм Гирр. – Мне говорили. Стихия принимает своего носителя после смерти… Теперь все во дворце знают о смерти его величества.
– Да пусть катится хоть Себу в пасть! – вспылил Рафаэль. – Всю жизнь мечтал воссоединиться с семьёй, только чтобы порадоваться тому, что воспитан пиратами!
– Отец! – крикнула Камилла, вскидывая голову. – Патрик!..
Паладин боролся. По телу его, то зыбко-прозрачному, а то человеческому, то и дело пробегали судороги. Силы его заканчивались – вместе с вытекавшей из груди кровью. Окровавленный дротик не встал на место, когда Родрег призвал мага воздуха, и теперь лежал рядом с телом Патрика равнодушным напоминанием.
– За мной, Эллар! – рявкнул Рыжий барон, срываясь с места. – Не отпускай его, дочь!..
Камилла не отпускала. Так и держала лицо Патрика в ладонях, не смея ни миг отвести глаз. Словно держала взглядом, беспрестанно шепча слова – бессвязные и нелепые. И Патрик их, кажется, слушал, потому что смотрел на неё, не моргая. Кожа, уже совсем человеческая, снова леденела под пальцами, и перекинуться в стихию паладин больше не мог.
Только расслабится – и окончательно вернётся в человеческое тело. И умрёт, у неё на руках, умрёт неизбежно…
В диком напряжении Камилла не замечала, как осталась с Патриком одна в опочивальне – рядом с мёртвым королём. Как выбежали из покоев отец с Рафаэлем, как мэм Гирр рявкнул что-то в коридоре подбежавшей страже. Как кто-то опасливо заглянул в опочивальню, кажется, королевский камердинер; тихо прошёл к ложу и так же тихо вышел. Как прошла целая вечность перед тем, когда раздался снаружи дружный топот, и в опочивальне появились люди.
Камилла даже не обернулась.
Только и видела уже привычно-карие, тускнеющие глаза, по-прежнему ласковые, но очень уставшие. Веки медленно закрывались, но Патрик ещё боролся. Не мог уже выдавить ни слова через окровавленные губы, но смотрел, смотрел, не отрываясь. Словно забирал её образ с собой – в вечность…
– …я сказал и повторю, ллей Золтан: я не справлюсь с амулетом стихий. Родрег мог, Корни может. Твой отец, полагаю, тоже. Я – не рискну.
– Я убью тебя, Салават!
– Едва ли это поможет ллею Блаунту.
– Бесполезный ублюдок! Можешь ты сделать хоть что-то? Хотя бы попытаться! Проклятье, ты же… ты же маг воды, будь ты проклят!
– Я могу не только попытаться, – усмехнулся над головой ллей Салават. – Я уверен, что успею его спасти. Даже без амулета стихий. Мне только и нужно, чтобы он не сопротивлялся и вернулся в человеческое тело. Я перехвачу все соки, которые его поддерживают, и напитаю новыми. Ускорю течение жидкостей внутри… Не сразу, но раны затянутся.
– Так делай, не тяни!
– Одно условие. Я остаюсь на прежней должности при новом короле. Со всеми прежними полномочиями.
– Проклятье, Салават!..
– Да не вопрос! – вклинился Рафаэль. – Жалко, что ли? Обещаю, – легко обратился к старшему советнику будущий король, – ты получишь то, что просишь.
– Простите, ллей Рафаэль, – холодно отозвался ллей Салават. – Но я не слишком доверяю слову вчерашнего пирата. Мне нужно слово светлого ллея Золтана Эйросского. При всех недостатках вашей семьи… слово вы держите.
Камилла с тихим ужасом увидела, как закрываются глаза Патрика, и закричала – пронзительно, громко, так, что звякнули по углам уцелевшие вазы и статуэтки.
Если ллей Золтан и сомневался до этой минуты, то в этот миг, верно, понял, что рискует последним шансом вернуть себе дочь.
– Даю слово, Салават, – отрывисто проронил Рыжий барон. – Прослежу и выполню всё оговоренное. Делай, Себ тебя забери!..
Старший советник вслух не отозвался, потому что в этот самый миг ллей Блаунт тихо выдохнул, окончательно отпуская поддерживавшую его стихию – и маг воды быстро упал на колени, положив свою руку поверх открытой раны. Камилла впервые оторвала взгляд от Патрика – только чтобы увидеть лицо ллея Салавата в непривычной близости.