БЛАТНОЙ
Шрифт:
— Догадываюсь, - усмехнулся я.
— Этого, собственно говоря, давно уже следовало бы ожидать, - он говорил осевшим, каким-то сдавленным голосом.
– В пограничные районы стянуты войска, повсюду идут облавы, многие явки разгромлены…
— Значит, что же, - забеспокоился я, - значит, мое дело тухлое? Не выгорает? Так, что ли?
— Ну, не совсем, - пробормотал он, кряхтя.
– Не совсем… Вам мы еше сможем помочь. Но в данных обстоятельствах лучший путь для вас будет - как мне кажется - легальный.
— То есть как - легальный?
– изумился я, роняя папиросу.
— Да вы не пугайтесь, - проговорил он с улыбкой, - все просто. Постарайтесь выслушать меня спокойно, - и, придвинувшись ко мне, сказал, положив на плечо мне руку: - Здесь, во Львове, имеется специальная комиссия по отправке на родину репатриированных поляков. Действует она уже давненько и отправила многих. Сейчас собирается еше одна партия. Понимаете, куда я клоню? Если вы вольетесь в общий поток…
— С этим «потоком» я попаду всего лишь в Польшу. А там?
— Главное попасть, - сказал он, а там уже никаких осложнений не будет. Польша - наша страна! Оттуда вас доставят куда угодно.
— И кстати - насчет «потока». Тут тоже есть свои проблемы. Как я, например, буду изъясняться? Я же по-польски не говорю. Не разумею.
— А вам говорить и не придется, - мгновенно отозвался Хозяин.
– Вам, наоборот, надо будет молчать, - он полез в боковой карман пиджака и вытащил пачку каких-то бумаг.
– Вот, смотрите!
– он разложил бумаги на одеяле.
– Прежде всего - справка из комендатуры, выданная на имя Моисея Филоновского.
— Почему Моисея?
– спросил я.
— Потому что Филоновский - еврей!
– Хозяин покосился на меня с веселым юмором.
– Вас это обстоятелктво не устраивает?
— Да нет, - сказал я, - какая разница! Еврей так еврей.
— Вот и я так думаю, - кивнул он.
– Поехали дальше…
— Мне одно только интересно, - перебил я его, - этот документ подлинный?
— Конечно. Здесь все бумаги надежные. Без сучка, без задоринки. Это не то, что какая-нибудь блатная туфта.
Он сказал и усмехнулся, покусывая ус, и я подумал: знает, собака! Отлично знает - кто я такой. Они вообще все знают, эти шпионы.
— Стало быть, Филоновский, - начал я,- существует?…
— Существовал, - отрывисто бросил Хозяин.
— Ага, - сказал я, - так…
— Давайте-ка не будем отвлекаться!
– он потянулся к бумагам.
– В дополнение к указанной справочке имеется еще и другая - самая важная для вас. Заметьте, - он поднял палец, - самая важная! Это заключение медицинской комиссии. Здесь указано, что Филоновский, в результате перенесенной им фронтовой контузии, страдает нервическими припадками и временной потерей речи, - и он протянул мне справку - новенькую, похрустывающую, испещренную подписями и штампами.
– Ну как? Годится такой вариант?
— Да вроде бы, - сказал я, вертя ее в пальцах и разглядывая пристально.
– Я, признаться, в этом не очень-то разбираюсь. Но, судя по всему…
— Судя по всему, голубчик, - проговорил Хозяин, - трудный вы человек, вот что я вам скажу. Экий вы, право! Нельзя быть таким скептиком. Другой бы этот документ с руками оторвал, от восторга рыдал бы.
— Да я почти и рыдаю, - сказал я.
— Ну, ну, - поморщился он, - ладно. Смотрите теперь сюда, - он зашуршал бумагами.
– Вот здесь аттестат, а это послужной список. Словом, целое досье. Собрать его, поверьте, было нелегко. Пришлось привлечь к делу многих нужных людей, а сейчас это рискованно. Мы вообще таким путем идем редко, крайне редко, - и, помедлив несколько, он добавил негромко, сумрачно, с хрипотцой: - Боюсь, однако, что скоро и этот путь будет для нас отрезан. Увидите Копченого - так и передайте ему!
— Ладно, - ответил я.
Я ответил, не задумываясь, машинально. Но тут же вздрогнул, охваченный беспокойством: смысл сказанных Хозяином слов дошел до меня не сразу, и, когда я, наконец, уловил его, меня всего словно бы обдало тревожным холодком.
— Постойте, постойте, - заговорил я поспешно, - я что-то не понял… Вы сказали: я увижу Копченого?
— Непременно.
— Вот как! Но когда? И где?
— Скорее всего, в Перемышле, - пожал плечами Хозяин, - там, куда отправляют всех репатриантов… А что?
– он вдруг прищурился.
– Разве вас об этом не предупреждали?
«Ах, черт возьми, - подумал я, - вот так сюрприз. Вероятно, он все же считает меня своим. Считает таким же, как и сам он… Потому он и говорит со мной столь доверительно! И, пожалуй, не стоит с ним откровенничать, разубеждать его - нет, не стоит. Откровенность сейчас была бы для меня опасной».
— Как вам сказать, - пробормотал я, - не то, чтобы меня предупредили… Но я, признаться, считал, что это произойдет в другом месте. А впрочем, все это не столь уж важно. Значит, в Перемышле! Что ж, пускай. Только где его там искать?
— Он вас сам найдет, - заявил, поднимаясь, Хозяин.
– Об этом можете не заботиться.
И потом - уже уходя - взявшись за ручку двери:
— Итак, до завтра. Утром мы с вами еще обсудим кое-какие дополнительные детали… А пока вы тут посмотрите все, вникните, постарайтесь, как говорят актеры, войти в роль!
Хозяин ушел, пожелав на прощание спокойной ночи… Однако ночь предстояла мне весьма хлопотливая.
Да и в самом деле, о каком спокойствии могла теперь идти речь? Дела мои складывались скверно. И больше всего удручала меня предстоящая встреча с Копченым. Будь он простым честным уголовником или контрабандистом, все бы, конечно, выглядело по-иному. Я, пожалуй, был бы только рад такому совпадению; без провожатого мне все равно там не обойтись… Но в том-то и дело, что он оказался не жуликом, а разведчиком, матерым шпионом. А у этих людей свои, особые интересы… «Ох, темно все, сомнительно, опасно, - размышлял я в тоске.
– Уже сейчас, если вдуматься, я нахожусь у него в руках, а что же будет дальше - за кордоном, на чужой стороне?»
Я чувствовал, что запутываюсь, вязну. И если вовремя не выберусь из этого омута, потом уже будет поздно… Надо было бежать, выбираться, не теряя ни единой минуты и уж тем более не дожидаясь утра.
«Утром вы меня уже не получите, - думал я, разыскивая портянки, вбивая ноги в тесные сапоги.
– «Дополнительные детали» придется вам обсуждать с кем-нибудь другим».
Я торопливо оделся, сгреб с постели документы, оставленные Хозяином, сложил их и сунул под подушку.
Прощай, Моисей Филоновский! Так нам и не удалось с тобой породниться…