БЛАТНОЙ
Шрифт:
Затем осторожно, опасливо я выглянул в коридор.
Там было темно и тихо. Лишь где-то в отдалении слышалось невнятное всхлипывание. Женский этот, жалобный, сочащийся из мрака голос показался мне знакомым. Пройдя несколько шагов по коридору, я помедлил, прислушался и понял: плакала Тарасовна.
Она плакала глухо, несмело и горестно… О чем? Бог весть. Но этот ее плач как бы подчеркивал ощущение тревоги и неотвратимость близкой, нависшей над домом беды.
Умеряя дыхание, стараясь не шуметь, я прокрался мимо ее каморки. Здесь коридор изгибался; за поворотом находилась кухня, а рядом с нею - дверь, ведущая в огород.
Этим ходом я пользовался частенько и мог теперь свободно ориентироваться здесь во тьме. Минуту спустя я уже был на улице, на воле…
Пройдя переулок (на всякий случай я держался в тени заборов, обходя открытые, затопленные луною места), я встал на углу и обернулся, стараясь разглядеть очертания покинутого дома.
Здание было видно смутно, неотчетливо; на фоне неба выделялся только острый гребень крыши. Над гребнем висела низкая ущербная луна. А где-то под этой кровлей, в кромешной мгле, плакала женщина…
Какое-то время я стоял так, мысленно прощаясь с этим домом, и с его обитателями, и со всеми своими надеждами. Потом повернулся и тотчас же замер, вжимаясь спиною в шершавые доски забора.
Кто- то дышал поблизости, шевелился, похрустывая щебнем. Кто-то здесь был -и не один! Всем существом своим, всеми нервами ощутил я присутствие чужих людей; они находились совсем рядом, в нескольких шагах от меня. И так же, как и я, они таились в тени забора, прятались. Но от кого? Зачем?
Поначалу я предположил было, что это бендеровский пикет, сторожевое охранение, на всякий случай выставленное Хозяином… Но тут же сообразил, что если бы это было так - я непременно должен был бы знать об этом. Ведь не ради же меня, в самом деле, торчали они здесь!
Нет, это были сторонние, пришлые люди. И появились они неспроста. Что-то они затевали.
«Неужто чекисты?» - подумал я, содрогнувшись. И тотчас же до меня донесся торопливый шепоток; судя по голосам, переговаривались трое.
— Ну как там?
– спросил один.
— Да все тихо, - прошептал другой, - спят, должно…
— А может, и не спят, - с коротким смешком отозвался еще один голос - низкий, надорванный и сипловатый, - сидят, помалкивают, как мыши в норе… Да это, в общем, неважно. Все равно накроем.
Они помолчали. Затем кто-то сказал, позевывая:
— Закурить, что ли…
Вспыхнул трепетный огонек, и на секунду в колеблющемся свете увидел я склоненное лицо, воротник шинели, краешек солдатского погона.
Низкий, надорванный голос сказал - уже с начальственной интонацией:
— Ты тут иллюминацию не устраивай. Переулок просматривается насквозь, не понимаешь разве? Встань хотя бы за угол, дура!
Спичка погасла. Черная, вылепленная из мрака фигура солдата шахнулась в сторону и растворилась, растаяла. Исчезли и другие, смутно маячившие во мгле. Все они сгрудились за углом и там опять зашептались…
Я уже не слушал их. Я медленно отступал, прижимаясь к забору, - отходил все дальше, назад, к дому.
Теперь я прислушивался к иным голосам, к тем, что звучали во мне самом, поднимались из глубины души, из тайников ее… И один голос звал меня в покинутый дом. Призывал вернуться туда и предупредить людей об опасности. А другой кричал: «Беги! Скрывайся! Не делай глупостей, не заботься о чужих. Те все равно уже обречены, а ты еще можешь спастись. Ты и так почти уже спасся - вовремя выбрался из западни. Зачем же лезть в нее снова? Беги, беги, беги!»
Он был силен, этот Голос Страха. Он подавлял меня, обессиливал, напрочь глушил мою волю.
Рука моя внезапно нащупала калитку; я толкнул ее, и она приоткрылась. «Зайди сюда, - властно приказал Страх, - ну! Живее! Здесь ты сможешь отсидеться».
И вот в ту самую минуту, когда я уже хотел юркнуть в спасительную эту калитку, мне вдруг вспомнилась женщина, несмело и горестно плачущая в ночи…
38
Путь на Восток
— Добрались, значит, и до нас, - пробормотал, выслушав меня, Хозяин.
– Быстро работают, сволочи, - он крепко огладил лицо, сгоняя с него остатки сна.
– Оперативно, ничего не скажешь… Н-ну, ладно. Легко они нас все равно не возьмут!
Сунув руку под подушку, он вытащил оттуда увесистый пистолет и привычным движением передернул затвор, вгоняя пулю в ствол. Затем спросил:
— А у вас оружие есть?
— Нету, - замялся я, - как-то, знаете, не запасся. Я все больше привык - с ножом…
— Ну, голубчик, нож - это наивно! Здесь он вам не поможет. Не та ситуация.
Хозяин склонился к тумбочке, стоявшей у изголовья его кровати, пошарил там и извлек небольшой вальтер - никелированный, изящный, с наборной перламутровой рукоятью.
— Вот, держите! Вид у него, правда, дамский, игрушечный, но вы не обращайте внимания… Бьет хорошо, сильно.
Он зевнул, потянулся с хрустом. И тотчас обрел обычный свой вид - деловой, собранный, строгий.
— Кстати, документы у вас с собой?
— Там остались, - я мотнул головой, - в моей комнате.
— Где?
— Под подушкой.
— Сожгите! Немедленно сожгите! Или нет, ладно… Я сам. Затем он стремительно ринулся в коридор. И мгновенно дом охватила паника. Гулко затопали шаги. Дробясь и пересекаясь, заметались тревожные голоса.
Потянуло едким дымком - в соседних комнатах что-то жгли поспешно.
«А вот теперь пора уходить, - подумал я.
– Теперь уже можно!»
Перед самым рассветом небо помрачнело, подернулось облаками. Темнота загустела, стала непроницаемой, и это помогло мне вторично выбраться из западни. Держа наготове вальтер (он уже успел привыкнуть к моей руке и лежал в ладони прочно, надежно и ласково), я пробрался во двор соседнего дома, оттуда - на сеновал, потом махнул через покосившуюся изгородь и оказался в чьем-то саду.