Ближе некуда
Шрифт:
Терн рассказал об этом Одн-не в ту последнюю ночь перед приходом джорнаков. Передняя линия защиты уже держала оружие наизготовку, пара джорнаков была уложена меткими стрелами разведчиков — и сильный северный ветер донес до деревни запах крови и смрада немытых тел. Волки взволнованно ходили кругами перед кромкой леса, ожидая, прислушиваясь, принюхиваясь к врагу.
Решено было не ждать, пока враг сам нападет. Утром волки должны были спровоцировать грызню на Лысой поляне — огромном пятаке у самых Ворот, где тысячная армия расположилась лагерем — привлекут их внимание, заставят сунуться в лес. Капканы будут везде — и только в одном месте можно
Одн-на и другие добровольцы должны были остаться в домике у Атта. Им принесли еду и воду, с ними попрощались — попрощались навсегда, и Терн в последний раз взял Одн-ну за руку. Как только джорнаки подойдут к озеру, клещи сомкнутся. Врагу не останется ничего другого, как ступить на лед Атта, побежать по нему — и умереть, когда добровольцы выдернут из дыр во льду веревки.
Но утром все изменилось.
Джорнаки ударили первыми — ударили туда, где капканов не было, вонзились клином прямо в первые ряды защитников. Они словно знали, где нельзя было пройти — только несколько человек сунулись в лес там, где стояли ловушки — остальные, словно ведомые невидимой рукой, направились точно туда, где их ждали люди. Капканы оказались бесполезны. Даже десять человек не потеряли джорнаки в первые минуты схватки, а надежда была на полсотни.
Терн находился в числе тех, кто должен был вступить в схватку уже после, когда джорнаки преодолеют капканы и ловушки и окажутся в запретном лесу — на территории, которую не знают они, но которую очень хорошо знают местные. Волки должны были сыграть роль живого кордона — не позволяя врагу ступить на край тропы, они должны были вывести его прямо к озеру, прямо к смерти.
Крики со стороны деревни Терн услышал не сразу, а когда услышал, было уже поздно что-то думать, и что-то делать. Из обрывочных воплей он понял, что джорнаки их обхитрили. Кто-то пошел на сделку с врагом, взамен, как видно, сторговавшись остаться в живых. Добровольцы были убиты прямо в сторожке. Одн-на исчезла.
Он почувствовал, как холодеет в груди.
Вести шли одна за одной. Одн-ну видели на снегоходе ранним утром — она на полной скорости ехала к лесу. Джорнаки не рискнули идти по озеру, они с боем и потерями пробивались через лес, и кто-то совсем скоро уже озвучил то, что остальные пока держали в себе: их предупредили. Когда до деревни оставалось совсем чуть-чуть, и уже были видны крыши домов и блики света в окнах, неожиданно раздался залп из пушки — близко, громко, страшно. Основной бой словно замер на пару секунд, понимая, что значит этот выстрел. Джорнаки добрались до деревни, добрались до женщин и детей, вплотную подошли к домам, пока мужчины пытались справиться с ними в лесу, между деревьев.
Кто-то предупредил их.
Ба-бах!
Второй залп — и Терн почувствовал, как встают дыбом волосы. Решено было разделиться, и часть войска с Терном во главе ринулась через озеро к домам, у которых уже кипел бой. Они хотели проскользнуть незаметно, хотели напасть на джорнаков с тылу, но дикий крик вдруг разорвал воздух над озером, и джорнаки загомонили и завыли так, что Терн и остальные остановились на полушаге.
И вдруг он увидел ее. Одн-на показывала на них, бегущих через озеро по толстому льду, стоя в окружении вонючих коренастых дикарей. Волосы развевались на ветру, она что-то
— Предательница, — выплюнул рядом с Терном сын Ли-белы. — Они бы нас не заметили, если бы не она. Они бы повернули на озеро еще в самом начале, полезли бы на наши капканы и ловушки.
— Не может быть, — сказал он, не веря своим глазам.
— Да ты лишился разума, сын Клифа! Смотри, они все бегут сюда, они все идут за нами!
И вдруг вздыбилась озерная гладь. Взрывом подняло в воздух глыбы льда, обрушило на джорнаков, закрыло Одн-ну ледяной пылью и осколками. Терн смотрел туда, где только что стояла его невеста, и понимал, что в эту секунду она наверняка уже умерла. Его мать стояла прямо у вражеской армии на пути, что-то крича и размахивая руками. Джорнаки бросились к ней, и тут снова прогремел взрыв. Стена ледяных осколков отделила армию врага от отряда Терна. Он словно очнулся.
— Вперед. Вперед! В деревне враг, чего стоим!
Третий взрыв — и последний — разорвал озеро, когда отряд Терна уже достиг деревни. Бой был коротким — пушка Ли-белы разметала две сотни посланных к деревне воином двумя мощными залпами. Покончив с остатками дикарей, посланных против детей и женщин, Терн и остальные решили задержаться — на озере, похожем теперь на открытую рану на снежно-белом теле земли, еще кипел бой, еще слышались крики. На улицах было многолюдно. Подростки и дети держали ружья в дрожащих руках, женщины прижимали к себе просветленных боем сыновей и дочерей. Бледный Фелик вел за руку плачущую Онел-аду, губы его дрожали.
— Твоя мать, Терн, — рыдала Онел-ада. — Твоя мать отправилась на верную смерть.
— Твоя дочь предала нас! — закричала Арка, и все, кто слышал это, ахнули. — Джорнаки знали о капканах, знали о ловушках. Она была с ними. Мы видели.
— Нет, — Онел-ада замерла, глядя на Терна широко открытыми глазами. — Нет, этого не может быть!
Но он отвел взгляд.
Джорнаки, обезумев от потерь на озере, бежали. Волки устроили настоящий пир — и к ночи разведка донесла, что ни один из дикарей не добрался до лысой поляны живым.
Под вечер, когда еле живую Пану разыскали и принесли домой, в деревню вернулась Одн-на. Ее не стали слушать — заперли в охотничьей сторожке, там же, где лежали трупы убитых ею добровольцев. Терн не мог ее видеть, не мог смотреть на нее и думать о том, что она едва не убила его мать, что она обрекла на десятки невинных душ. Он сидел рядом с лихорадящей матерью и думал о том, что теперь делать.
— Я же говорила, знахарка нашлет на тебя проклятье, Терн.
Арка все время была рядом с ним, она жалила его своими злыми словами и высказывала вслух его самые страшные опасения.
— Я же говорила, что обещания нельзя нарушать. Инфи покарал тебя, Инфи лишил тебя матери и любимой.
— Если ты сейчас же не замолчишь, я за себя не ручаюсь, — сказал он, изо всех сил сжимая кулаки.
Арка обтирала мокрой тряпкой пылающий лоб его матери и улыбалась.
Одн-ну пытали. Ее привязали в исподнем к столбу и оставили на пронизывающем ледяном ветру на весь день, чтобы любой мог пройти и плюнуть ей в лицо. Ей не дали права слова — никто не слушал ее объяснений, не пытался расспросить, не верил ей. Терн не ходил мимо столба — просто не мог. Он понимал сильнее и сильнее, что Арка права, что это и есть то самое страшное наказание на данное — и нарушенное! — ангелу обещание, и то возмездие оказалось намного страшнее того, о чем он думал.