Близняшки от босса. Сердце пополам
Шрифт:
Шторм привык все решать сам. А я…
Стискиваю зубы, ругая себя за глупость и наивность. На что я рассчитывала, начиная этот разговор? И о чем я «думать» собираюсь?
Мне ведь не предложение руки и сердца делают, а выгодный контракт предлагают. И следующие слова Вадима лишь подтверждают это:
— Подумай. Я приму любые твои условия, — его слова царапают и замораживают душу, как острые льдинки.
Шторм приближается ко мне, быстро чмокает в щеку, обдавая холодом. Потому что его тепло я себе нафантазировала — нет на самом деле ничего. Только расчет и необходимость.
Не
А дальше… Мы будем жить под одной крышей, но так и останемся чужими? Я буду исполнять роль няньки, а Вадим… Что если он устанет возиться со мной и заведет отношения на стороне? Как Антон? Пусть даже не думает, что я потерплю подобное! Не смогу, только не от Вадима. Впрочем… какое я имею право ревновать и указывать ему?
Или… прописать это в «контракте»?
Больно становится. Какая-то суррогатная семья.
Смаргиваю слезы. Отбрасываю свои желания и чувства. Еще толком не зародившиеся, хороню их глубоко внутри.
Дети… Они важнее. Их счастье и комфорт превыше всего.
— Булочки, — натянув на расстроенное лицо улыбку, поворачиваюсь к Рите и Але. — Давайте мы позавтракаем, а потом немного позанимаемся. Скоротаем время до возвращения вашего папочки…
Глава 29
Вадим
Черта с два я ее отпущу! Добьюсь, чтобы хотя бы не шугалась меня, на любой компромисс пойду. Сказал же, все условия обеспечу для нее и детей. Что еще нужно? Но жить они будут со мной. Не временно, до выяснения обстоятельств и пока им защита нужна, а всегда. Не собираюсь быть воскресным папой. И уж тем более наблюдать, как Снежана себе нового мужика заведет.
Поэтому официально распишемся. И это не обсуждается.
— Да, Марк, — грозно рявкаю в трубку, а сам шагаю по коридору клиники.
Как не вовремя все. Навалилось общей массой — не утонуть бы.
— Шторм, ты не забыл о запланированной встрече с замминистра Ивановым? — тянет конкурент с насмешкой.
Конечно, забыл. Снежинка говорила что-то утром. Деловито так, помощницу включив. А я мог думать только о том, что жену в ней видеть хочу. Любимую и любящую. Аппетит растет, хотя разум понимает: насчет второго пункта можно даже не мечтать.
Ледяная Снежинка.
— Роман Редиванович сегодня вместо меня, — стараюсь сохранить невозмутимый тон, но этот жучара Туманов все понимает.
— Бросил своего зама на амбразуру? Не боишься, что одеяло на себя перетяну? — хмыкает издевательски, раздражая меня.
— В нем и запутаешься. И вытолкнуть некому будет, так и закопают, — поддерживаю его настрой. — Ты проект видел, к которому нас привлечь хотят? Думаешь, в одиночку его потянешь? Не подавись…
— Видел, поэтому и звоню. В принципе не люблю иметь дело с государством. Отчетности и контроля больше, чем профита. Я вообще назло тебе влез, когда узнал, что твой холдинг заявку подал. А ты теперь увиливаешь, — вдруг признается.
— Не в моих правилах бросать начатое, — чеканю, оглядывая приемную. — Просто я сейчас… кхм… занят.
—
Закатываю глаза: не всех крыс в медиахолдинге вытравили. И Туманов случая не упустит использовать информацию против меня. Надо подумать, как мне всю ситуацию красиво вывернуть. В свою пользу. И сделать это до того, как конкурент по мне ударит. Впрочем, насколько я знаю, а ведь мои люди тоже рыли под него знатно, Марк хоть и говнюк, но при этом ярый поборник семейных ценностей. Сам женат, детей планирует. Верный и правильный до мозга костей. За это я его даже уважаю. Хотя антипатия сильнее. Как и наша больная борьба.
— Не советую тебе лезть в мою личную жизнь, — рычу, а сам приближаюсь к двери кабинета репродуктолога.
«Абрамов В.А.» — гласит надпись на табличке. Так и не поменялась за эти два года. С тех пор, как мы приходили сюда с Леной. А теперь я явился с проверкой, которая, к слову, уже вовсю орудует в клинике.
— Может, я помочь… — наверняка лицемерит Туманов, но я не намерен больше тратить на него время. Есть дела важнее.
Обрываю связь — и грубо толкаю дверь, распахивая ее настежь.
— День недобрый, Валентин Александрович, — бросаю небрежно и нагло сажусь в кресло.
— Вадим Дмитриевич? — седые брови взметаются вверх. — Так это по вашей наводке, — указывает в сторону выхода, а я киваю довольно. — Что вы здесь устроили? И на каком основании?
— У меня встречный вопрос, — подаюсь ближе к столу и опираюсь локтями о край. — Что ВЫ устроили два года назад?
— Я не совсем понимаю, о чем вы, — мрачно заявляет врач, но все же опускается в кресло напротив. — Поясните.
— Может, скажете еще, что не помните меня? — прищуриваюсь зло.
— Помню, — спокойно листает какие-то бумаги. Нарочно нервирует меня своей невозмутимостью. — И причину, по которой вы обращались, помню. Однако на тот момент я сделал все возможное, чтобы помочь вам с супругой. Несмотря на запущенный случай, у Елены, насколько я знаю, родилась дочь. Значит, ЭКО в немецкой клинике прошло успешно. Какие ко мне могут быть претензии? — впивается в меня изучающим взглядом.
Шумно вбираю носом воздух и тяжело выдыхаю. Я настолько зол в данный момент, что похож на дракона, готового извергнуть пламя — и сжечь клинику к чертям. С трудом привожу себя в чувства, чтобы продолжить разговор.
— Как вы объясните то, что биологическая мать моей дочери — совершенно другая женщина? — припечатываю врача фактами. — И что у нее родились близняшки, одну из которых она якобы потеряла? Какие махинации вы проводите в своем репродуктивном центре?
Разъяренный, я вкратце пересказываю все, что нам со Снежаной удалось выяснить. И слежу за реакцией Абрамова. Ожидаю увидеть страх, панику, раскаяние — да что угодно, но не то, что происходит на самом деле.
С каждым моим словом лицо врача удивленно вытягивается. Дослушав, Валентин Александрович хмурит брови так, что они едва не соединяются в одну линию, и задумчиво постукивает ручкой по поверхности стола. И в момент, когда мне это надоедает и я сам готов взорваться, он вдруг произносит: