Близость
Шрифт:
Поддавшись порыву, вылетаю из душа, обматываю бёдра полотенцем и, выскочив из комнаты, захожу в Катину спальню. В нерешительности замираю на пороге. Девочка свернулась клубочком под одеялом, по-детски сложив ладошки под щекой. Такая маленькая, чистая, совсем ещё ребёнок.
Нет! Нельзя! Нельзя её трогать! Что же ты делаешь, Андрей? Больной ублюдок. Я должен быть её опорой, поддержкой, давать защиту. Я же сам лично клялся сестре, что никто никогда больше её не обидит. И что теперь? Своими же руками решил её уничтожить? Не могу, не стану, никогда себе не прощу. Да и как ты себе это представляешь, долбаный ты сукин сын? Скинешь с малышки одеяло и возьмёшь силой? Изнасилуешь родную сестру, только чтобы другому не досталась? Потому что Катя никогда не станет моей добровольно. Она же видит во мне только старшего брата. Да я,
С чувством полного бессилия падаю на колени рядом со спящей сестрой. Не в силах побороть желание, дотрагиваюсь до её мягких волос. Легонько, чтобы не разбудить, провожу кончиками пальцев по бархатной коже, а потом наклоняюсь к ложбинке над левым ушком и втягиваю её аромат. Запах ванили и детского мыла заполняет всё моё нутро. Аромат, на который я подсел, как на наркотик, без которого меня ломает, как конченного героинщика. Уже чувствую как накатывает, как начинает гореть тело, от желания обладать моей девочкой. Голодный зверь внутри меня рычит, мечется, в маниакальном припадке, пытаясь сорваться с цепи. Нужно уходить отсюда, быстрее, сейчас же, пока не стало слишком поздно, пока не произошло непоправимое.
Андрей
Вскакиваю с колен и вылетаю из комнаты сестры. Тяжело дыша приваливаюсь к стене, пытаясь унять возбуждение, такое сильное, какое я не испытывал никогда в своей жизни. Никогда ни одну женщину я не желал так, как Катю. Да мне, блять, противно даже сравнивать её с другой, потому что моя девочка самая лучшая, особенная, не такая как все эти шлюхи, виляющие задом, как шавки хвостом.
Нельзя. Нельзя думать о ней как о женщине. Она моя сестра. Моя МАЛЕНЬКАЯ, НЕСОВЕРШЕННОЛЕТНЯЯ РОДНАЯ СЕСТРА! А я… я просто больной извращенец. Я должен заботиться о ней, воспитывать, заменить для неё мать и отца, оберегать от ошибок. А я вместо этого мечтаю о том, как она окажется в моей постели, как я сделаю её своей. Представляю, как она будет стонать, ловить пухлыми сочными губками воздух, извиваться подо мной, пока я буду брать её, доводить до изнеможения, ласкать её тело… Чёрт! Меня надо лечить, изолировать от общества, запереть в одиночной камере и никогда…никогда не подпускать к Кате. Такому больному ублюдку, как я не место рядом с ней, с моей чистой невинной малышкой. И не будь я таким конченым уродом, я бы так и сделал. Отселил бы сестру подальше от себя, снял бы ей квартиру, приставил охрану, Марию Ивановна, в конце концов, с ней поселил, чтобы заботилась о моём Котёнке. Но я настолько жалок и эгоистичен, что не смогу этого сделать. Мне невыносима даже мысль о том, что её не будет рядом со мной. Что я не буду видеть её безупречного лица, слышать её мелодичный голос. Я просто умру без этого. Я и так не понимаю, как не подох за эти одиннадцать лет вдали от моей малышки.
Но всё же я должен в первую очередь думать о сестре. О том, как будет лучше для неё. Кате не нужно всё это дерьмо, не нужно знать о моём уродстве. Пусть это останется во мне, со мной, я запрячу это так далеко, как только возможно, она никогда не узнает о том, на сколько непоправимо я болен. Ей нужен рядом заботливый любящий брат, и я им стану. Сделаю всё для счастья моей малышки. Буду её плечом, когда ей нужна будет опора, жилеткой, в которую она сможет спрятать свои слёзы, хотя я не допущу их появления. Стану её верным псом, цербером, охраняющим ото всех, кто может навредить ей, от себя в первую очередь…
Да, я определённо дам Кате всё это, всё, что ей будет нужно для счастья. Но мне необходимо время. Время, чтобы успокоиться, прийти в себя, принять то, что есть и смириться с тем, как должно быть. Мне нужно время, а значит пока что необходимо ограничить наше с Катей общение. Дать себе возможность успокоиться, научиться общаться с младшей сестрой так, как подобает старшему брату, как должен общаться опекун со своей подопечной.
Лёгкие начинают гореть, требуя восполнить недостаток никотина, поэтому я захожу в спальню, одеваю спортивные штаны и футболку и выхожу на балкон. Совсем скоро лето передаст эстафетную палку осени, и ночи становятся довольно прохладными. Но сейчас это как раз то, что мне нужно. Хотя, кого я обманываю, ледяной душ не помог, и холодный воздух тоже не поможет. Не без наслаждения делаю первую затяжку, заполняя лёгкие тягучим дымом и выдыхаю белое облако в пустоту, стараясь не думать о сестре, мирно спящей в соседней комнате.
— Да — бросаю в трубку, прижимая к уху телефон.
— Сокол, тут такое дело… — начинает издалека — я конечно арабов нахуй-то послал, как ты мне и сказал… Но они по ходу по-русски не поняли, а по-турецки я матом, прости, не умею.
— Ты чё, обдолбался чтоли? — начинаю злиться, потому что Игорь порит какую-то откровенную хуйню.
— Да блять, если бы обдолбался… — начинает раздражаться друг — Тут Рашид со своими шестёрками приехал. Базарить сказал будет только с тобой.
Блять… ну что эти ёбаные турки не понятливые-то такие, а? Я уже в сотый раз отклоняю предложение по сбыту оружия, но Рашид, сука, настойчивый оказался. Никак понимать не хочет.
— Пол часа — отвечаю коротко и скидываю звонок.
Андрей
Спустя двадцать минут я уже в клубе, сижу за столом в своём рабочем кабинете и холодным взглядом взираю на высокого крупного мужчину с лёгкой проседью волос, восточной наружности.
— Андрей Петрович, — голос араба низкий, с сильным акцентом — мы же к Вам со всей душой, а Вы так грубо отказываетесь. — с мнимой вежливостью продолжает Рашид. Перевожу взгляд на двух амбалов дежурящих возле двери, сжимающих в руках стволы и всем своим видом демонстрирующих мне их «душевность» — Давайте напрямую, Андрей Петрович. Что именно Вас не устраивает в нашем предложении? Может быть цена? Что ж, мы открыты для переговоров.
— Господин Аль Аббас — прерываю его монолог. — Вы же серьёзный умный человек, и должны понимать, что если бы дело было в стоимости за услуги, я бы не ломался тут перед Вами, как целка перед первым разом. — продолжаю стальным голосом, вкладывая в него всю свою уверенность. С такими людьми как Рашид нужно быть жёстким, уверенным в том, что говоришь, они понимают только силу, это я усёк ещё по малолетке. — Возможно мой человек говорил с Вами недостаточно убедительно, — киваю в сторону Сивого, сидящего рядом в кресле — тогда я попробую объяснить более доступно. Сотрудничества не будет. Ни на каких условиях. Терроризм, видите ли, противоречит моим моральным принципам. Понимаю, что в это сложно поверить, но к Вашему несчастью, они у меня есть.
— Ну что Вы, господин Соколов, разве я похож на террориста — разводит руками мужчина, как бы предлагая приглядеться к нему внимательнее. На нём строгий деловой костюм, резко контрастирующей с внешностью. Гораздо больше ему подошли бы кандура и гафия [1] . — Я всего лишь бизнесмен.
— И тем не менее. — продолжаю с нажимом. — Меня вполне устраивает доход, который я имею сейчас. В качестве извинения за неоправданные ожидания, предлагаю Вам и Вашим друзьям — прохожусь глазами по охране Рашида — провести время в моём заведении. Разумеется, за мой счёт. Пит-босс [2] проследит, чтобы Вам выдали фишки.
1
элементы традиционной одежды арабских мужчин
2
управляющий в казино
Турок медленно встаёт из за стола. Выражение его лица ровное, абсолютно спокойное, ничем не выдаёт мыслей, наполняющих его голову в данный момент.
— Благодарю Вас, Андрей Петрович. — вежливо улыбается араб, но только одними губами, глаза мужчины при этом остаются холодными — Вынужден отказаться от Вашего жеста вежливости. У меня через час следующая встреча, и она, к сожалению, не из самых приятных. Видите ли, один мой партнёр решил меня кинуть. — Рашид продолжает говорить, ни на секунду при этом не разрыва со мной зрительного контакта. Я тоже не отвожу взгляд. Всё это напоминает мне детскую игру в "кто первый отвернётся", но в отличие от неё, ставки в нашей гораздо выше — а я такого не прощаю. — на этих словах турок начинает медленно двигаться в сторону выхода. Уже на пороге оборачивается и с холодным выражением лица добавляет стальным голосом — До свидания, Андрей Петрович. Берегите себя. — после чего удаляется, забирая с собой свиту.