Бог не играет в кости
Шрифт:
– Зашибаловской?
– Так точно.
– Ну, поедет твой Зашибалов туда, где лес дровами зовут!
– Я сейчас у него. Разбираюсь. Доложу, как только выясню все обстоятельства.
– Хорошо. Я тоже к вам выезжаю.
Голубцов схватился за голову: ЧП так ЧП! В Москву надо докладывать. Но там еще спят. Хорошо, что спят, есть еще пара часов, чтобы все выяснить и собраться с мыслями.
Анна Герасимовна, глядя на мужа, встревожилась, но по врожденной деликатности, расспрашивать ни о чем не стала. Только сварила кофе покрепче…
Черная «эмка» рванула с места и помчалась на юго-запад, в Цехановец. Голубцов кипел от гнева: «Вот ведь вылупки! Столько раз внушали всем от комдива до ефрейтора – „нельзя по немецким самолетам стрелять! Категорически! Это приказ!“ И вот на тебе! И у кого?! У Зашибалова, Героя Советского Союза! Ну, держись герой!»
«Эмка» долетела до Цехановца меньше чем за час. Управление корпуса и штаб дивизии размещались во дворце графа Стаженского. Голубцов взбежал по полукруглым ступенькам широкой лестницы. Ему навстречу вышли генерал-майор Гарнов и полковник Зашибалов с печальными понурыми лицами.
– Ну и что я вам должен сказать, зенитчики вы хреновы, стражи родного неба?!
Полковник Зашибалов потупил глаза. Уголки его толстых губ скорбно опустились. Казалось, даже геройская золотая звезда на груди потускнела.
– Виноват, товарищ командующий.
– И без тебя знаю, что виноват. Виноватых, сам знаешь, где бьют! Докладывай, как получилось!
Поднялись наверх, в кабинет комдива. Голубцов взял себя в руки. Перед ним стояли более чем бывалые командиры – за спиной каждого войны, бои, походы, атаки… Басмачи, врангелевцы, эстонцы, финны… Что толку их распекать. Не доглядели.
– Не доглядели? – тяжело вздохнув, спросил Голубцов.
– Не доглядели. – вздохом на вздох ответил Гарнов.
– Повествуйте.
– Лучше всего может доложить мой зам по строевой – полковник Молев. Он только что провел дознание. Пригласить?
– Товарищ Гарнов, приглашают девушек на свидание, а подчиненных вызывают. Вызывайте!
Полковник Молев вошел, представился и вытянулся у настенной карты.
– Самолет типа «хейнкель» появился с западного направления. На высоте пятисот метров он совершил два облета расположения нашей дивизии, полагаю, вел фотосъемку. Затем вышел на третий круг и стал пикировать на позиции отдельного зенитно-артиллерийского дивизиона. Дежурный расчет дал очередь из «счетверенки». Командир расчета младший сержант Рябинин.
– Нервы не выдержали?
– Так точно.
– Этого нервного разжаловать и под зад ему китайским коромыслом! Отправьте его куда-нибудь подальше от границы. С глаз долой!
– Отправим, товарищ командующий, – пообещал Зашибалов и глаза его дерзко блеснули. – А когда война начнется, представим парня к награде.
– Зашибалов, ты часом не зашибал?
– Трезв, как росинка, товарищ командующий. А фамилия моя от слова «зашибить». У нас в роду все драчуны были. Недругов ушибали и зашибали.
– Откуда родом-то?
– Из Тверской губернии. Деревня Князево.
– Волжанин, значит. Ну, по Волге мы земляки… Садитесь, хлопцы! Дела наши, как говорят поляки, ни файно, ни лайно. Одним словом – курвица! Товарищ Сталин дал личное указание – не стрелять. А младший сержант Рябинин на это указание болт положил. Что мне докладывать в Москву?
Все подавлено молчали, от души сочувствуя своему командующему. Голубцов обхватил голову:
– Господи, как мне надоело с утра до ночи копаться в этой мелочевке – у того нервы не выдержали, тот надрался до ризоположения… Когда мы будем заниматься реальной боевой подготовкой? У нас вермахт на дистанции гранатного броска, а мы «яйца» на картах рисуем, по самолетам пуляем, водку пьянствуем. Прости, Зашибалов, чуть не сказал «зашибаем».
– Как вам будет угодно, товарищ командующий.
– А мне будет угодно поднять сейчас твою дивизию по боевой тревоге. И посмотреть, на что вы гожи… Полковник Зашибалов, боевая тревога. Время пошло!
– Есть поднять дивизию по боевой тревоге! – Зашибалов бросился к телефону и тут же передал дежурному по дивизии:
– Боевая тревога!
Полковник Молев, не дожидаясь особых указаний, помчался в штаб.
Было восемь часов, и красноармейцы, одетые по форме, успели даже позавтракать. Бодро и шустро бросились в ружейные парки, а вооружившись, быстро строились. Первым доложил о полной боевой готовности 169-й стрелковый полк (на то он и Краснознаменный). Затем собрались в бой артиллерийский и 330-й стрелковые полки.
Голубцов снял с запястья наручные часы и фиксировал доклады.
Затем отрапортовал финансист, он же начальник полевой кассы Госбанка, что вызывало веселое оживление у командарма и командира корпуса.
– Пул вар – хайят якшидир! – воскликнул Голубцов по-азербайджански. – Деньги есть, жизнь хороша.
Уложились в норматив и еще один стрелковый полк, и гаубичный и злополучный зенитный дивизион. Доложились разведбат, саперный батальон, медсанбат, связисты. Последней сообщила о боевой готовности полевая хлебопекарня, но и она уложилась в норматив.
Голубцов щелкнул крышечкой карманных часов и довольно хмыкнул.
– Молодцы! Успели в срок. Благодарю за службу!
– Служим трудовому народу! – в один глас воскликнули Зашибалов и Молев.
На обратном пути Голубцов молчал. Успешный подъем дивизии радовал, и несколько оттенял ЧП с зенитчиками. На самом-то деле парень этот, – как его? Рябинин? – заслуживает награды – не растерялся. Промазал, правда, а может быть и оставил на фюзеляже свои отметины. Но не в том суть. Проучил обнаглевших гитлеровцев. Его, конечно, подальше надо отправить, в другой корпус, а то и в другую армию, чтобы дивизионные особисты не затаскали его на свои расследования. Им ведь тоже надо отписываться…
Позвонил по прямому проводу в Минск Павлову. Командующий округом сказал непечатно все, что он думает о Голубцовских зенитчиках, и тут же влепил ему строгий выговор с занесением в личное дело.
Через два дня Голубцов получил второй «строгач» и тоже за воздушное ЧП – пролет немецкого самолета в Москву через Белосток – с формулировкой «за бездействие сил ПВО 10-й армии». Но это уже походило на анекдот.
А было так: 15 мая 1941 года немецкий военно-транспортный самолет «Юнкерс-52» приземлился в районе московского стадиона «Динамо». Пролетел он по маршруту Кенигсберг-Белосток-Минск-Смоленск-Москва. Германская сторона заявила, что юнкерс прилетел по ошибке. Прохлопали все. Но поскольку злополучный юнкерс пересек границу в Белостокском выступе, то выговор объявили самому главному здесь начальнику – генерал-майору Голубцову.