Болид над озером
Шрифт:
Я закрыл трубку ладонью, повернулся к Руте, по одному только выражению моего лица она поняла смысл немого вопроса, обращенного к ней.
— Я готова, — сказала она. — Можем пойти с ним вместе.
— Мы приглашаем вас поужинать, — сказал я Хироаки. — Ждем у входа в Большой театр.
— Вас… много? — спросил он.
— Двое.
Так мы оказались сначала у Большого театра, а потом в Доме литераторов. Я сказал Хироаки, что если он так редко будет ездить в Союз, то не скоро овладеет русским.
— В совершенстве?.. — Переспросил
— Ваши письма помогли мне, — сказал я. — Оказывается, даже люди, разделенные половиной земного шара, могут работать над одной темой.
— Над одной темой? — переспросил Хироаки, низко наклонившись над столом, и очки его оказались на кончике носа.
— Ну да, над темой Атлантиды Платона, — подтвердил я. — Представьте, я нашел новое доказательство правдивости легенды о Ману… — я замолчал, дожидаясь, пока он поймет смысл сказанного: — Ману, помните?
— Ману! — вскрикнул он так темпераментно, что Рута расхохоталась.
Впервые в жизни я видел, как она смеется. Хорошо, что она может смеяться… Глаза и зубы ее казались драгоценными камнями с розовыми и голубоватыми оттенками, с белым и темным блеском, с приглушенным свечением, шедшим изнутри.
— Ману, — подтвердил я. — Это правда… В Средиземном море есть острова, где жили минойцы, очень давно, Минойская культура. Крит. Санторин и другие… — я намеренно говорил медленно, чтобы он успевал понять.
— Крит! Санторин! — Как громкое эхо откликнулся Хироаки.
— Да. Найдены города, засыпанные вулканическим пеплом. Еще в шестидесятых годах нашли город на острове. Там побывали Джеймс Мейвор из океанографического института в Вудс-Холе, Эмилия Вермель, профессор археологии из Уэлсли-колледж, Спиридон Маринатос из Афинского университета. Они открыли минойский дворец, двух- и трехэтажные дома с деревянными колоннами. Вы понимаете?
— Да, да, — кивнул японец, — это я знаю.
— Все это давно известно. Только некоторые склонны видеть в этих городах остатки Атлантиды. Это не так.
— Не так, — подтвердил Хироаки. — Есть Атлантика….
— Вот именно, Атлантика. Но дело не в споре с коллегами-атлантологами, а в другом. В одном из поселений найдены амфоры с вином и оливковым маслом, скелеты собак, свиней, овец, но нет золота.
— Нет золота? — воскликнул Хироаки.
— Нет. Люди унесли его с собой. И нет человеческих останков, как это было в Помпее. Только недавно я обратил внимание на некоторые детали бегства жителей… Они успели собраться, приготовиться, они взяли с собой золотые украшения и все необходимое… понимаете?
— Все необходимое… да, да, я понимаю!
— В этом суть, главное. Они знали об извержении вулкана заранее. Знали то, что не дано было знать нам даже три с половиной тысячи лет спустя!
Хироаки молчал, глядя на меня из-под очков, потом засуетился, в
— Минойское искусство это яркое, полнокровное искусство, Хироаки. Минойцы с неподражаемым мастерством изображали на амфорах осьминогов, рыб, каракатиц, самых разных обитателей морских глубин. Они знали и любили море, их корабли бороздили его просторы до самой Атлантики, как позже корабли этрусков. Море… искусство их выросло из моря, и море ожило на их фресках и амфорах. И они знали о нем намного больше, чем мы. Атлантида была. Люди и до минойцев учились у моря искусству, краскам, переливам света в глубине, движению. Понимаете?
— Да! — откликнулся Хироаки.
— И атланты, и минойцы знали, что каракатицы и рыбы всплывают задолго до катастроф. Может быть, они знали и то, о чем мы до сих пор не догадываемся. Вот почему они успели уйти, уплыть от вулкана, успели покинуть дома.
— О, это так, — сказал Хироаки. — Я понимаю. Ману прав.
— Да, легенда о Ману перестала быть легендой. Потоп был, и люди его предвидели. Рыба говорит в легендах и сказках человеческим голосом. Но она нема. Понимать ее надо на ее собственном языке, языке моря.
— Языке моря! — откликнулся Хироаки. — И вы знаете язык моря? — Обратился он к Руте.
Рута улыбнулась, промолчала. Я ответил за нее:
— Да. Она тоже понимает язык рыб и осьминогов, хотя она инопланетянка, — и тут я встретил укоризненный взгляд Руты, она даже погрозила пальцем.
— Инопланетянка! — закричал Хироаки и стал листать словарь… — Инопланетянка!
Нам наконец подали корейку, пиво, салаты, и, пользуясь минутой тишины, я исправил свою ошибку: сказал, что это шутка.
— Здоров ли профессор Ясуо Суехиро? — спросил я.
— Профессор хорошо работает… — ответил Хироаки. — Он изучает, изучает животных…
— Это тот самый профессор, — сказал я для Руты, — который открыл эффект каракатицы, если это можно так назвать.
— Передайте профессору, что минойцы подтвердили его правоту.
— Его правоту, — отозвался Хироаки.
— Да, его правоту… за три с половиной тысячи лет до его опытов и наблюдений.
Атлантида погибла летом!.
Я искал для Руты и ее друзей подтверждения необыкновенным способностям кроманьонцев выживать в трудных условиях. И находил их… в современных данных метеорологии, например. На всей планете, тогда и сейчас, атмосфера дышит, в ней рождаются и умирают течения и вихри, тепло и холод переносятся на тысячи километров вместе с воздухом. Но перед тем, как мы погружаемся в холодное или теплое течение, пришедшее, быть может, с противолежащего континента или полярных островов, возникают едва ощутимые изменения. Никто не знает, почему некоторые люди одарены способностью предсказывать погоду на три дня вперед. Может быть, им помогают аэроионы?