Болотные огни(Роман)
Шрифт:
— Послушай, — вполголоса окликнул ее Берестов, — не говори никому, что ты здесь делала. Просто мне помогала — и все.
Нюрка кивнула головой, лицо ее просияло. «Немного же тебе нужно, простая ты душа», — подумал Берестов.
— Не забудь утюг… — сказал Ряба.
Он уже ждал Дениса Петровича с проволокой и плоскогубцами. Они начали снимать след.
Не без важности вынул Денис Петрович из своей сумки пакет с гипсом, — теперь, начитавшись литературы, он, невзирая на смешки Водовозова, брал особой на задание разные вещи; воск, бумагу, краску, порошок алебастрового гипса — и, видно,
К его удивлению, старик не только пришел в себя, но и был весьма словоохотлив. Он с готовностью рассказал Берестову то, что успел уже по нескольку раз рассказать врачу, нянькам и соседям по палате.
Он собирался как раз попить чайку, когда услышал за спиной шум, однако оглянуться не успел, потому что кто-то схватил его за шею. Он, должно быть инстинктивно, втянул голову в плечи, рука бандита соскользнула, после чего старик изо всей силы ее укусил, кажется, выше кисти. Потом в голове его «возник гром и блеск», и больше он ничего не помнит.
— Так укусил, говоришь? — спросил Берестов.
— Цапнул, тудыть его! — восторженно крикнул старик, ерзая по постели. «Что-то мне сегодня везет», — подумал Денис Петрович, усмехнувшись, и достал из сумки кусок воска.
— А ну покажи, как цапнул, — сказал он, протягивая воск, — и до крови, как ты думаешь?
— Да уж на совесть, — хвастливо подтвердил старик.
В розыске Берестова ждали напуганные члены правления — им нельзя было показаться на улице: в городе бушевали слухи, повсюду говорили, что правление ограбили сами кооперативщики, дабы скрыть следы собственных хищений. В лавках «красных купцов» стояло сплошное ржание. Бабы на фабрике плакали.
— Был в магазине у Кутакова, — рассказывал один из сотрудников, — мука в полтора раза, сахар в полтора, чай вдвое. «Не хотите, говорит, — берите в своей кооперации. Там у вас народ честный. Бессребреники». А кругом приказчики — ха- ха-ха.
Городские старухи неистовствовали.
Они собирались обычно около церкви. Правда, церковь была закрыта, утварь ее продана в двадцать втором году в пользу помгола (помощи голодающим), колокола отосланы на завод, а помещение, как мы знаем, отдано под клуб, однако это не мешало старухам собираться, только не в самом здании, а во дворе. Здесь они шипели вслед «совбарышням» сих стрижеными головами и юбочками до колен, ругали священников-«обновленцев» и все вместе ждали дня страшного суда и прихода антихриста — такие старухи во все времена ждут конца света и прихода антихриста.
В беседах с ними Анна Федоровна омывалась душою и теперь шла с церковного двора в самом покойном состоянии духа. Нюрка сделала было попытку укрыться в ближайших воротах, но Анна Федоровна сама ее окликнула.
— Ну что, — сказала она, даже не поздоровавшись, — Левка-то, выходит, парень не простой.
Нюрка не выдержала.
— Теть Нюш, господи! — взмолилась она. — Ты же знаешь, ты все знаешь!
Анна Федоровна смотрела на нее со снисходительной улыбкой.
— Знать — не знаю, а догадываться — догадываюсь.
— И про кооперацию знаешь?
— Все может быть.
— Теть Нюш, миленькая, вы же с начальником знакомы, вам же ничего не стоит — зашли как бы в гости, а сами как бы невзначай и сказали бы, вроде и оказали, вроде и нет…
— О как, о как, — насмешливо сказала Анна Федоровна. — Больно хорошо.
— Ну а мне бы сказали?
Анна Федоровна посмотрела на нее хитро и стала медленно грозить пальцем, темным и сухим.
Однако Нюрке уже было не до нее: она увидела самого Кутакова. Здоровенный купец-старообрядец в дремучей бороде стоял перед церковными воротами. Он стоял, широко расставив кривые ноги в сапожищах и навалившись грудью на палку и на скрещенные руки: он читал клубную афишу. С ним было трое его приказчиков.
— Спектакля в субботу, — доложил он своим, — сбор в пользу красной кооперации.
Кругом рассмеялись.
— Может, пойдем? — услужливо подыграл один из приказчиков.
— Рад бы, да некогда: в субботу мы сперва-наперва в баню пойдем, потом, подзакусимши, лошадок заложим и отправимся в Новое село обедню стоять. А там, глядишь, и за стол пора. У нас, Слава Христу, есть чем закусить и без кооперации.
Купец говорил нарочито громко, Нюрка слышала каждое слово.
— «Спектакля», — сказал рядом с ней тихий голос, — ну погоди.
Нюрка оглянулась. Около нее стоял начальник розыска Берестов.
Теперь весь розыск искал человека, на руке у которого остался шрам от дедовых зубов. Рябу и Бориса послали в титовскую чайную, где обычно собирались самые подозрительные личности и где бывали оба парня из поселка.
После солнечной улицы титовский «шалман» казался иным миром, — в кухонном чаду, в густой табачной мгле за большими, длинными, как в деревенских избах, столами сидели люди. Сильно пахло жареной печенкой. Чей-то нарочито глупый голос выкрикивал:
Лейся, песня моя, Комсомольская, Буль-буль-буль-буль бутылочка, Советское вино.Люськин и Николай, которых они искали, были здесь.
— Пошли, — решительно сказал Ряба.
— Прямо к ним?
— А что же?
Николай, против обыкновения, был разгорячен или чем-то взволнован и выглядел настоящим красавцем. От него пахло водкой и луком. Люськин был невозмутим, как всегда.
— Нет, ты скажи, где мне их взять! — с тоской говорил Николай.
— Съезди в Петроград, — насмешливо советовал Люськин.
— Разве что Петроград, — сказал Николай и уронил голову на руки.
— Настоящий клеш — сзади не ходи! — поблескивая глазами, продолжал Люськин. — Помнишь, анархия приезжала? Вот это был клеш! Надел бы такой, прошелся — чем тебе не Гарри Пиль?
— Перед кем?! — вдруг взревел Николай. — Перед кем, говорю? Перед кутаковским манекеном?
— А Милка твоя?
Николай ничего не ответил.
— Да, мил друг, пройтись нам с тобой здесь не перед кем. Женщин нет, красоты нет. Сидим в титовской конюшне. А ведь где-то люди, между прочим, на автомобилях ездят.