Болото пепла
Шрифт:
Твила огляделась и, убедившись, что, кроме нее, здесь никого нет, спустилась к воде. Та красиво мерцала и была какого-то удивительного оттенка, своего собственного, ничуть не зависевшего от цвета неба. С горизонта еще не уползла жирная сиреневая полоска, отчеркивавшая конец дня, но болоту до этого не было дела: в его гагатовой глади угадывались фиолетовые и зеленые переливы, сквозь которые проступали серебристые нити изнанки… Но при всем при этом вода оставалась густо-черной. И Твиле вдруг ужасно захотелось пощупать ее, чтобы убедиться, что перед ней действительно влага, а не расстеленный на
Она сделала шажок и остановилась у самой кромки. В этот момент мерцание на противоположном берегу усилилось, и что-то сверкнуло. По воздуху в ее сторону поплыли, медленно разбредаясь над водой, сияющие шары. То, что она прежде приняла за отблески, оказалось огоньками размером с крольчат и такими же пушистыми. Они слегка отличались друг от друга величиной и окрасом: каждый вобрал в себя оттенки болота, но с преобладанием того или иного цвета. Твиле и прежде приходилось видеть болотные огоньки, но такие крупные и красивые – никогда.
Тут один светлячок, поменьше других, отделился от собратьев и направился прямо к ней. За ним по воде золотистым хвостиком тянулось отражение. Твила безотчетно протянула руку ему навстречу. Аромат молока и печенья усилился. Из-за туч обеспокоенным глазом выглянула луна. Ни она сама, ни тучи, за которыми она пряталась, в воде не отражались, но Твила этого не заметила. Она стояла на самой кромке круглого и черного, как зрачок вороны, болота на лезвии сумерек и протягивала руку навстречу плывущему к ней зеленовато-золотистому свету. Внутри комочка мягко кружились и расправлялись, как шелк в воде, изумрудные и лимонные нити. Казалось, время и все вокруг остановилось. Даже другие огоньки неподвижно зависли над черной водой. Твила затаила дыхание в ожидании момента, когда пальцы коснутся мягкого света. Еще миг – и сияние лизнет их кончики. Но тут в кустах позади нее раздался шорох. Огонек дрогнул, замер, а потом отступил, покачиваясь. Твила вытянулась и даже встала на цыпочки, но шар завис над водой, в паре футов [7] от берега. Он был так близко, что она занесла ногу…
7
1 фут равен 30,48 см.
– Не стоит этого делать, – раздалось прямо за ее спиной.
При звуках чужого голоса светлячок качнулся, будто набирая разбег, и поплыл обратно. Мир возобновил свое движение. Твила разочарованно выдохнула и обернулась.
Перед ней стояла та самая девушка, которую она пропустила к насосу. Ее волосы колыхались серебристым одуванчиком, а на лице светилось прежнее кроткое и отрешенное выражение. В руках она держала корзину.
– Почему? – спросила Твила резче, чем хотела.
Девушка пожала плечами, подошла и села на берег возле нее. Корзину она поставила рядом.
– Говорят, тогда произойдет что-то плохое. Поэтому никто не дотрагивается до воды. И вообще деревенские считают это место жутким.
– А вот мне оно нравится, – возразила Твила.
– Мне тоже, – мягко согласилась незнакомка, – но все же лучше не касаться воды… и их.
Твила
– Я в жизни не видела ничего красивее, – призналась она.
– Да, – девушка кинула рассеянный взгляд на другой берег, – я тоже люблю на них смотреть. Правда, обычно они так близко не подходят.
– Ты шла сюда за мной?
– Нет, я просто часто прихожу в это место, почти каждый день.
Взгляд Твилы скользнул по ее корзинке, и она удивилась, обнаружив, что та набита камнями.
– Зачем они нужны?
– Они не нужны, – пояснила девушка, – поэтому я их собираю.
– Где собираешь?
– В соседских дворах. Убираю из огородов жителей камни, палки, сор, гоняю оттуда птиц. А за это они меня кормят, а некоторые даже дают медную монету, а потом говорят: «Уходи, Дитя, пока мы тебя не поколотили».
– И что ты делаешь?
– Ухожу, пока они меня не поколотили.
– А сколько тебе лет?
– Наверное, пятнадцать или около того. А тебе?
Твила задумалась.
– Наверное, столько же или чуть больше. Тогда почему они называют тебя дитя?
– Потому что меня так зовут.
– Это настоящее имя? – удивилась Твила.
– Не совсем. Но ты можешь называть меня просто Дитя, как остальные.
– Впервые такое слышу…
– Я здесь такая одна, поэтому только меня так зовут.
– А я Твила, – сказала Твила, помолчав.
– Твой отец жив, Твила?
– Не знаю… может быть.
Они замолчали и какое-то время любовались танцующими огоньками, от которых их теперь отделяло целое болото. Отсюда они напоминали искорки, которые вспыхивают перед глазами, если крепко их зажмурить, а потом снова открыть. Дитя потянулась почесать ногу, и Твила заметила вокруг ее лодыжки полосы, напоминающие следы от браслета, только очень тяжелого и натирающего. Но вряд ли это был браслет, а спрашивать новую знакомую показалось неудобным.
– Хочешь быть моим другом, Твила? – нарушила тишину Дитя.
– Да, наверное… то есть, конечно, хочу! Прости… просто раньше меня никто об этом не спрашивал.
– У тебя раньше не было друзей?
– Может, и были, но они никогда не задавали этот вопрос так прямо.
– А у меня не было. Ты мой первый друг, Твила.
– Я рада, что я твой друг, и мне жаль, что первый. А почему тебя сегодня не пускали к насосу?
– Они всегда так делают. Наверное, считают это забавным…
– Я вовсе не нахожу это забавным.
– …или хотят, чтобы я набрала воду после наступления сумерек, чтобы проверить, правда ли это.
– Правда ли что?
Дитя посмотрела на нее, и на безмятежном лице отразилось почти удивление от такого невежества.
– Что после наступления темноты вода в насосе превращается в кровь.
– А она превращается?
– Возможно. Никто не знает: все боятся проверять.
Твила поежилась и сменила тему:
– Я теперь живу у мастера.
– Да, я слышала.
Твила рассказала ей про Охру и вчерашний случай со скалкой. Все это время Дитя безучастно смотрела перед собой, водя прутиком по земле, и, казалось, не слушала, но когда Твила закончила, сказала: