Большая волна в Канагаве. Битва самурайских кланов
Шрифт:
Теперь Такэно и самурай не торопились, медленно перемещаясь по кругу, образованному наблюдавшими за поединком солдатами, переставшими сражаться на этом участке боя, и делая ложные выпады, с помощью которых каждый из противников прощупывал оборону соперника. Их кружение напоминало ритуальный танец, смертельную игру между жизнью и смертью – зрелище было жутким и захватывающим.
Наконец, самурай нанес удар, когда этого можно было ожидать меньше всего: казалось, это будет очередное ложное нападение, но последовал молниеносный неотразимый выпад самурая. Куда бы Такэно ни отклонился, – вправо, влево или назад, – удар самурайского меча должен был настигнуть его. Опытные солдаты из числа тех, кто наблюдал за схваткой, вскрикнули, полагая, что юноша погибнет. Но Такэно внезапно взвился вверх с быстротой потревоженной птицы, и меч противника коснулся его лишь самым кончиком, разрезав войлок безрукавки, однако не задев кожу.
Теперь уже самурай очутился в невыгодном положении, подставив под удар спину; более того, ему пришлось упереться в землю коленом и рукой, чтобы не упасть. Такэно ничего не стоило сразить его; удар в спину при отражении атаки допускался по правилам чести, правда, он не был почетен для того, кто наносил его.
– Бей! – закричали солдаты из княжеской армии. Однако удара не последовало: Такэно опустил меч и дал возможность своему сопернику подняться.
– О-о-о! – вырвался вздох разочарования у солдат. В глазах же самурая промелькнули удивление и страх: он понял, что юноша, сражающийся с ним, проникся духом воина сильнее, чем он сам.
Когда противники продолжили поединок, в лице самурая проглядывала обреченность – он делал выпады и оборонялся, но по обязанности, чтобы исполнить свой долг. Когда же смертоносный удар Такэно в конце концов сразил его в грудь, то вместе с болью самурай почувствовал восторг перед силой и умением своего врага.
Упав наземь, он прохрипел:
– Вы великий воин… Скажите мне ваше имя.
– Такэно, – ответил юноша, чувствуя спазмы в горле.
– Я горд, что именно вы стали для меня проводником смерти. Я благодарен великим богам за то, что они выбрали вас для этого. Желаю вам такого же блага от них. Прощайте…
Голова самурая поникла и он испустил последний вздох.
– Прощайте, – глухо произнес Такэно, в то время как солдаты княжеской армии превозносили славу великого юного воина, а находившиеся здесь воины противника без дальнейшего сопротивления сложили оружие, ибо нельзя было сражаться после того, как сама судьба показала, на чьей она стороне…
Вскоре шум битвы затих повсюду: армия князя одержала полную победу.
Неистовые крики, дикий хохот и непристойная брань оглашали военный лагерь победителей – солдаты отмечали свой успех в сегодняшней битве.
Такэно с огромным трудом пробрался к шатру князя, куда был вызван посланником повелителя. Князь еще не сел за пиршественный стол, принимая поздравления от своих самураев и сам поздравляя их с удачным окончанием сражения. Такэно пал ниц перед повелителем.
– А, Такэно! Один из наших героев, – сказал князь. – Поднимись. Ты победил очень, очень достойного соперника; твое имя теперь будет известно. Как я и предсказывал, ты покроешь славой свое оружие, сегодня ты уже сделал первый шаг к этому. Ты доволен?
– Да, господин, – ответил Такэно, но в его голосе было что-то, заставившее князя вглядеться в лицо юноши.
– Оставьте нас, – приказал князь людям, что окружали его, и, дождавшись, когда они отойдут, спросил:
– Что тревожит тебя, Такэно?
– Я не ощущаю радости, господин, – виновато проговорил юноша.
К его удивлению, князь вдруг оглушительно расхохотался.
– Значит, в нашем лагере есть хотя бы один человек, которому не радостно? Великие боги, глядя на то веселье, которое идет у нас, я готов был поклясться, что такого человека нет! Ты насмешил меня, Такэно. Не ощущаешь радости, говоришь? Но разве тебя не радует то, что ты остался жив? Разве ты потерял вкус к жизни?
– Но, господин…
– Молчи! Молчи и слушай меня, глупый мальчишка! Я тебе объясню, почему воины всегда веселятся после выигранной битвы, и почему поединщик радуется, победив противника. Ты думаешь, конечно, что дело в победе над врагом? Нет, не только в ней, и не столько в ней! Слушай же, моими устами будет говорить философ:
«Миг, когда ты пережил других, – это миг власти. Ужас перед лицом смерти переходит в удовлетворение от того, что сам ты не мертвец. Мертвец лежит, переживший его стоит. Прошла битва, и ты сам победил тех, кто мертв.
Все мечты человека о бессмертии содержат в себе желание пережить других. А самая низшая форма выживания – это умерщвление. Твой враг лежит, он навсегда останется лежать, он никогда уже не поднимется. Можно забрать у него оружие и сохранить навсегда, как трофей. Нет другого мгновения, которое так хотелось бы повторить…
Но и победители должны платить свою цену. Среди мертвых много и их людей. На поле битвы вперемешку лежат друг и враг в общей груде мертвецов.
Оставшийся в живых противостоит этой груде павших как счастливчик. Беспомощно лежат мертвецы, среди них стоишь ты, живой, и впечатление такое, будто битва происходила именно для того, чтобы ты их пережил. Смерть обошла тебя стороной и настигла других.
Не то чтобы ты избегал опасности. Ты, как и твои друзья, готов был встретить смерть. Но они пали, а ты стоишь и торжествуешь.
Это чувство превосходства над мертвыми знакомо каждому, кто участвовал в войнах. Оно может быть скрыто скорбью о товарищах; но товарищей немного, мертвых же всегда много. Чувство силы от того, что ты стоишь перед ними живой, сильнее всякой скорби, это чувство избранности среди многих, кого так сравняла судьба.
Герой, сражающийся с драконом
Ты чувствуешь себя лучшим потому, что ты еще тут. Ты утвердил себя, поскольку ты жив. Ты утвердил себя среди многих, поскольку все, кто лежат, уже не живут. Кому пережить таким образом других удается часто, тот герой. Он сильнее. В нем больше жизни. Великие боги благосклонны к нему».
Понял ли ты, Такэно?
– Мне кажется, что да, господин.
– Но радости ты все еще не чувствуешь? Это оттого что ты побывал только в первом своем сражении… Твой путь – путь героя. Но чего хочет герой? Он хочет играть со смертью, говорят нам мудрецы. «Смертельная опасность отвечает его гордости. Он кого-то сделал своим врагом и вызвал его на бой. Возможно, это уже и прежде был его враг, возможно, он только сейчас его объявил врагом. Как бы там ни было, он сознательно выбирал путь высшей опасности и не старался оттягивать решение.