Больше, чем игра
Шрифт:
– Только не впадай в детство насовсем, – хмуро сказал Егор.
После обеда работа разладилась. Ленька заявил, что на него местная детская атмосфера действует соответствующим образом – расслабляюще то есть, карандаш из рук выпадает, зевается беспрестанно и, вообще, тихий час же. И он нахально завалился дремать прямо на подоконнике.
– Л‑лентяй, – процедил Егор сквозь зубы, сам пытаясь сдержать сводящий скулы зевок. Не сдержал. И в самом деле что‑о в сон клонит. Промаявшись с полчаса, Егор сдался – работа не шла, не шла, и все тут.
– Ладно, хорош на сегодня, – сказал он разлегшемуся на подоконнике Леньке. – Пошли
– Завтра же похороны, – напомнил Ленька.
– Верно, – спохватился Егор. – Надо Татьяну Георгиевну предупредить, что завтра мы не придем.
Заведующую они нашли в кабинете.– Есть вопросы по работе? – спросила она.
– Да, в общем, – сказал Егор. – На сегодня мы закончили, а вот завтра… Татьяна Георгиевна, тут вот какое дело… завтра похороны нашего друга – мы учились вместе – так что я не знаю…
– Похороны? – переспросила Татьяна Георгиевна. – Дениса Брагина?
– Да, – кивнул Егор, удивившись про себя: Откуда она знает?.. А‑а, мало ли…
– Что же, понятно, – сказала Татьяна Георгиевна. – Тогда – до послезавтра.
– До свидания, – сказали Егор и Ленька в один голос.
– До свидания, Егор. До свидания, Леонид.
Выйдя из детского сада, Ленька решительно направился в сторону троллейбусной остановки. Егор молча шагал рядом, глубоко погрузившись в свои мысли.
– Ты разве не домой сейчас? – спросил Ленька.
– Что? – не сразу отреагировал Егор. – Н‑нет. Надо зайти в одно место…
В связи с упоминанием о похоронах Дениса Брагина Егор вспомнил о высказанных Ворониным подозрениях в отношении продавцов из магазина Проспект. Егор в том магазине бывал нечасто, тамошних продавцов никогда особенно не разглядывал – прежде в первую очередь его интересовали видеокассеты и компакт‑диски. Но теперь его заинтересовали именно продавцы. Надо бы посмотреть на этих доморощенных самураев…
«ПРОСПЕКТ. Аудио‑видео салон» – вывеска была чересчур претенциозная для такой тесной лавочки. Раньше здесь, кажется, помещалась мужская парикмахерская на два кресла. Теперь, вот, магазин. Стеклянные витрины, составленные углом, отгораживали совсем уж крохотное пространство для посетителей – пятачок, меньше кухни в квартире Егора. Ассортимент в магазине тоже был не шибко выдающийся: десяток магнитофонов, десяток видеомагнитофонов, десяток телевизоров, пяток музыкальных мини‑центров, игровые приставки и всякая мелочь вроде кассет, картриджей и батареек. Все – made in Japan, Воронин был прав.
Четверо посетителей на пяти квадратных метрах – это такая толпа. Парень в очках ссутулился над витриной, едва не пишет носом по стеклу, читая названия фильмов на коробках видеокассет. Мальчишка лет десяти рассматривает картриджи Супернинтендо. Супружеская чета средних лет и среднего достатка покупают видеоплэйер «Панасоник».
Егор с трудом протиснулся поближе к прилавку, якобы посмотреть на выставленную на стеллаже электронику, но смотрел он больше на продавцов.
Их трое. Один, высокий, с длинными темными волосами, собранными на затылке в узел а‑ля Стивен Сигал, за кассой пересчитывает толстые рыхлые пачки денег. Второй ростом пониже, но пошире в плечах, упаковывает купленный счастливыми супругами видеоплэйер в коробку. Третий, стриженный почти под ноль, плотный и здоровый, как бык, смотрит по телевизору Месть ниндзя и лениво жует резинку, происходящее в магазине его как будто и не касается.
Если Воронин прав в своих подозрениях, то один из этих троих – убийца Дениса, – подумал Егор, переводя взгляд с одного продавца на другого, на третьего. – Но вот который из них? Который?
Длинноволосый парень у кассы, словно услышав мысленный вопрос Егора, поднял глаза – и вздрогнул. Егор даже оглянулся – за его спиной стоял десятилетний мальчишка, но продавец выпучил глаза так, словно явился ему призрак старика костлявого, обагренного кровью.
Да на меня же он вылупился! – сообразил Егор. – Точно, на меня. Вот только как он может знать меня в лицо, если его лицо мне незнакомо?..
А продавец уже опять опустил глаза и пробормотал, теребя в руках деньги:– Черт, сбился. Придется пересчитывать.
Но теперь двое его приятелей смотрели на Егора очень пристально, и в перекрестьи их цепких взглядов он ощутил угрозу. Егор попятился к двери и поспешно выскочил из магазина.
Прав был Воронин, прав! Егор шел домой со свежим, мягким батоном. Батон он купил еще горячим, не удержался, тут же отломил хрустящую корочку и съел. Вот сейчас придем, чайку согреем, бутербродов… На скамейке возле подъезда сидела девушка, одетая в джинсовую юбку и белую блузку; склонив голову, она читала книгу в яркой глянцевой обложке, длинные светлые волосы почти скрывали ее лицо. Тем не менее Егор узнал ее сразу. Он подошел ближе, остановился возле скамейки и хозяйски осведомился:– Давно сидишь?
Лена закрыла книгу, снизу вверх взглянула на Егора сквозь русую челку.– Нет, не очень.
– Значит – давно, – сказал Егор и распахнул дверь подъезда. – Пр‑рошу!
Лена убрала книжку в сумочку, встала, одернула юбку и последовала за Егором с покорным и одновременно гордым видом. Пока они поднимались на пятый этаж, никто не проронил ни слова. Оба ощущали примерно одно и то же – как будто есть между ними нечто хрупкое. И, опасаясь нарушить это, – молчали. Словно с обоими такое было в первый раз.
Впрочем, такое – именно в первый. В квартире Егор кое‑как превозмог неловкость, проводил Лену на кухню и предложил садиться на любой из трех табуретов. Сам же занялся приготовлением чая и бутербродов. Он зажег на плите газ и поставил на огонь чайник, нарезал батон, затем достал из холодильника колбасу и, отвалив два толстых ломтя, соорудил пару больших, по‑мужицки щедрых, бутербродов. Лена сидела, выпрямив спину и сложив руки на коленях, молча наблюдала, как Егор со всем управляется. А он достал из кухонного шкафчика коробку с английским чаем в пакетиках, две большие керамические кружки и опустил в каждую кружку по пакетику на нитке. Чайник наконец зашумел, запел, забурлил. Егор выключил газ, прихватил горячую ручку чайника через полотенце и напузырил в кружки на две трети белого кипятку – по кухне немедленно начала распространяться волна чайного аромата.