Больше не приходи
Шрифт:
– Вы такой же хам, как и ваш Кузнецов. Ныне покойный.
Она скрылась за дверью, и постепенно утянулся за нею шлейф дорогой вони. Самоваров облегченно развернул блокнот, и снова зря: по тропе, неловко волоча ноги, быстро шагали Егор с Валериком. «Слава Богу, хоть живы», – обрадовался Самоваров и стал спускаться вниз. Дуралеи резво мчались к воротам, к Дому, к «прiемной», так что Николаю долго пришлось размахивать руками, прежде чем они его, наконец, заметили и подошли вдоль прясел к лиственницам. На задах Дома была глухая стена, никаких окошек, только
– Ну, что случилось?
– Владимир Олеговича убили, – неровным от бега голосом доложил Егор.
Самоваров так и повис на пряслах.
– Как? Давайте толком.
Начал Валерик:
– Мы шли по тропе, и там, где обрыв, внизу...
Дальше шли слишком страшные для него картинки, и инициативу взял Егор:
– Дерево там расщепленное... Там он, на нем.
– Как это – на нем?
– Проткнутый. С обрыва его столкнули или сбросили прямо на это дерево.
– А сам он не мог упасть? Поскользнуться?..
– Ну да! Там как раз над этим местом площадка широкая такая. Трава. Сидеть даже можно. Тут разве что прыгнуть надо было, как с вышки в бассейне.
– Ограбили его? Может, бичи?
– Не похоже... Сумка на плече так и висит, и курточка эта классная на нем, и остальное все...
– Чего же вы назад притащились? Это вы стреляли? Зачем?
– Мы вам сказать. И страшно. И не догадались.
Две пары испуганных глаз смотрели на Самоварова. Ребятня! Пропадешь с такими сыщиками!
– Вы хоть посмотрели, может, там натоптано – боролись, дрались? – допытывался Самоваров. – Называется «следы борьбы»... Ветки поломанные и все такое...
– Ничего там нету, – уверенно заявил Егор. – Спихнули его с обрыва. Только зачем?
– Это как раз понятно, – сказал Валерик. – Помните, он, когда уходил, сказал, что видел или слышал что-то, но не уверен... Что-то такое... Вот и не дошел.
– Похоже, – согласился Самоваров. – Давайте, ребята, бегите ко мне в мастерскую, посидите там, отдышитесь. Кажется, никто еще вас не видел. Учтите: на станцию вам все-таки придется идти. Только без выкрутасов, по большой дороге.
Да, дела! Самоваров смутно стыдился: зачем Семенова отпустил? Ведь слышал, как тот бормотал какую-то ерунду про свои сомнения. И видел, как бедный банкир убегал от Дома с выпученными глазами, до смерти перепуганный. И вот пожалуйста... Действительно, до смерти. Буквально.
Даже пацану понятно, что здесь не несчастный случай. Бичи? Почему тогда не ограбили? Нет, это тянется один сюжетик с Кузнецовым.
По наружной лестнице спускалась Инна. Она выглядела отдохнувшей, но какой-то потускневшей. Уже вся в черном. Впрочем, у нее полно черных одежд.
– Николаша! Что, милиция уже была?
– Нет еще.
– Как же так? Третий час, – удивилась она.
– Инна Ивановна, вы приготовьтесь... Дела идут пока неважно. Вернее, новости неважные... Дело в том, что погиб... вероятно, убит Владимир Олегович Семенов. В лесу. Он не дошел до милиции.
– Но это... это...
– Да.
Она закрыла лицо руками в серебряных кольцах.
– Я не могу, я к себе пойду. Туда – не хочу... – она мотнула головой в сторону «прiемной». Оттуда доносилась неясная сварливая тирада Оксаны. – Господи, как я одинока...
Она медленно побрела наверх.
Самоваров без особого сочувствия проводил ее взглядом. Он рвался к своему блокноту: копошились в голове, сумбурно сцеплялись и разлетались вдребезги обрывки слов, тускнели и снова проявлялись в памяти лица – странными рядами, чуть ли не в рамочках... Что-то брезжило, но бессловесно, бесплотно. Расчертить бы, разложить, выстроить все... Но и на обитателей Дома взглянуть любопытно.
Здесь, в Доме, все, как быть должно: надутая Оксана, унылая Валька и философически мужественный Покатаев. С Оксаной он явно только что препирался: она снова с ногами на постели, обиженно уставилась на дощатый тыл какого-то шифоньера. Покатаев развалился в плетеном кресле; а чтобы не вонзались в спину выщербленные прутья, подстелил плед. Ловко устроился. Смотрится превосходно.
9. Версии А.П. Покатаева
– А, Порфирий Петрович! – иронически ухмыльнулся Покатаев, когда Самоваров подсел к нему, подвинув табурет. – Ко всему приглядываетесь, всех душевно расспрашиваете? Девчонки вам исповедуются, как они какают под кустиками. Да вы виртуоз! Вы могли бы большие деньги на этом зарабатывать! Ну и как, огорошите нас разгадкой страшной тайны?
– Что, если огорошу?
– Ого! Вы серьезно? Вот, значит, как у вас: ходите-ходите, а потом – раз, и в каталажку злодея!
– Нет. Даже если б хотел – не могу в каталажку. Я ведь даже вещественными доказательствами заниматься не стал. На это специалисты есть.
– Разочаровываете. Я думал, вы и вправду шерлок-холмсничаете. Ну, там – сигаретный пепел, газета за девятое число, дырка в ботинке и прочее...
– Я думаю, без пепла можно обойтись.
– И убийцу укажете?
– Скорее всего, укажу. Не знаю, загрузится ли он в каталажку. Истина и правосудие – суть вещи разные. Доказательства, материальные свидетельства – этого может и не быть. Но что к чему, разобраться можно.
– Так-так. Значит, психология в ход пойдет? Папа Фрейд? Так, Порфирий Петрович?
– Все пойдет в ход. Я знаю, правда всегда видна. Кончики торчат непременно. Кто-то что-то видел, кто-то что-то думал, кто-то на кого-то обиделся, кто-то что-то потерял. Жизнь очень махровая. Человек только примитивную штуку придумать может, а уж думает – Творца перехитрил. По-моему, таракан сложнее компьютера. Жизнь не обманешь, она покрутит-покрутит, посмеется и выдаст все равно. Это ведь только в детективных романах старая дева тюкнет здоровяка лорда мешочком с песком, да еще рассчитает при этом до секунды, чтоб все случилось непременно под базальтовой колонной, перед кустиком, допустим, жасмина. Живьем так не бывает.