Большие каникулы
Шрифт:
Потом обратился к нам:
— Значит, не нравится вам этот пейзаж? А то что люди еще в бараках живут — это нравится? — с каким-то укором сказал «математик». — В этих домах газ, а не русская печь, которую дровами топят. В квартирах электричество, а не лучина. В этих домах большие окна, много света, и ванна есть, и теплая уборная. Давно ли ты, дед, — обратился он к моему усатому соседу, — по морозу до уборной метров пятьдесят отмеривал?
— Давно, — ответил усатый. — Только окна делаются не только для того, чтобы свет в дом поступал, но чтоб и на мир смотреть через них. Я ведь чем недоволен, дорогой мой человек, да тем, что все по шаблону здесь сделано.
Как заспорили они друг с другом, как заспорили, не унять. А я слушаю их и не пойму: кто из них прав? Говорит один, я слушаю и думаю: «Прав дяденька с усами». Говорит другой, думаю: «Прав «математик» — на верхней полке».
— В однообразии, — говорит дяденька с усами, — человек заскучать может сильно, а когда человеку скучно, работа у него из рук валится. Вот тут поди и посчитай, где больше убытка будет…
«Математик» доказывал свое:
— Сейчас не до излишеств. Блочные, там, неблочные, а квадратные метры народу нужны в первую очередь.
— Да я не спорю, — словно оправдываясь, говорил усатый дяденька. — Только хочу сказать, что из одной и той же елки можно и голый столб вытесать, и Буратино вырезать рукой умелой, и новогодний праздник веселый для детворы устроить. Это ведь смотря кому в руки елка попадет и с какой меркой к делу подходить. Вот ведь в чем дело.
— Дома все как спичечные коробки, — вмешался я.
— А ты помолчи… Рано тебе в споры взрослых встревать, — осадил меня «математик».
— Э, нет, — вступился за меня усатый дяденька, — именно ему-то больше, чем нам с вами, небезразлично. У него будущее впереди!
Горячо они спорили. Поезд уже давно отмеривал дальнее расстояние от той станции, из-за которой они сцепились. Усатый дяденька не сдавался. Тогда «математик» нагнулся с полки и спрашивает:
— Если не секрет — какая у вас профессия?
— Шеф-повар я и кондитер еще к тому же!
«Математик» расхохотался.
— А я-то думал, что имею дело с инженером-строителем, архитектором, скульптором, наконец, а вы всего-навсего шеф-повар. С вами можно говорить только про шашлык да про кулебяку.
Он это так сказал, что меня даже зло взяло: «Почему это повар не может с ним спорить?»
— А вы, кроме шашлыка, ели еще что-нибудь вкусное? — спросил усатый дяденька «математика».
— Ел, — говорит. — Деваляи ел, антрекоты ел, бланманже ел, да мало ли что я ел…
— И всегда было вкусно?
— По-разному было.
— А почему — по-разному? — донимал его усатый повар.
— Да потому, что повара халтурят и лучший кусок домой прут. Вот почему.
Шеф-повар тяжело задышал. Рукой салфетку стал мять и даже закурил.
— За такие слова, дорогой человек, можно было бы вас выкинуть в окно, как муху, да только тогда мне некому будет объяснять, как вы заблуждаетесь. Обидели вы меня очень. И не только меня. Скажу вам, что, если бы я вам приготовил любое блюдо, тогда бы вам не пришлось говорить такие оскорбительные слова.
Шеф-повар стал перечислять названия разных блюд и рассказывать, как они приготовляются; под каким соусом, с какими специями. Названия были такие, каких я в жизни не слыхал.
— Хвастаетесь, — сказал «математик».
— Нисколечко.
— Когда я готовлю блюдо, никогда не смотрю на него худо. А иной повар смотрит на сковородку, как на злую мачеху. Иной повар жарит, к примеру, отбивную, а сам на нее ворчит нехорошо: «Такая она да сякая». А ее нужно пошевеливать нежненько на сковородочке и приговаривать: «Жарься, голубушка дорогая, тебя там, в зале, хороший человек дожидается: аппетит у него неважный, а ты должна ему понравиться».
Знаешь, Иван, этот дяденька с усами как сказку рассказывал про свое поварское дело.
— Перейдем теперь к тортам, — сказал усатый повар. — На каждый торт отпускается определенное количество масла, сахара, сливок, шоколаду. Ни всяких разных разностей вкусных. Иной кондитер, который свою профессию не любит, настроит по шаблону панельных домов вместо фигурных тортов, не вложит в дело ни выдумки, ни любви, ни души… А если из этих же продуктов сделать торт — башню со звездой наверху, или лебедя, взлетающего над водой, или парусник с надутыми алыми парусами. Слыхали про алые паруса? Или Иванушку, поймавшего Жар-птицу. Скажи-ка, Андрейка, — обратился он ко мне, — красиво будет на столе?
— Еще бы… — сказал я.
— Вот где экономика зарыта, мил человек.
«Математик» криво усмехнулся и сказал:
— Из вас неплохой Дед Мороз мог бы получиться. Вон мальчишка даже рот разинул, — кивнул он в мою сторону.
— А что ж, Дед Мороз старик хороший, он радость людям приносит. Без него и праздник не праздник. Так я говорю, Андрейка?
Папа мой, наверно, давно проснулся и молча слушал этот затянувшийся спор. Он отложил в сторону газету, сел. Посмотрел на шеф-повара и сказал:
— Правильно вы говорили. Извините, не знаю вашего имени и отчества.
— Егором Платоновичем меня величают. — Повар даже чуть привстал.
— Очень приятно, Егор Платонович. Вы замечательно сейчас говорили о своей профессии. На этом месте можете смело поставить точку и считайте себя победителем.
— А я и есть победитель. — Повар повернул висящий у окна пиджак. А на лацкане пиджака красовалась золотая медаль.
— Не для хвастовства показываю. В Брюсселе на конкурсе кулинаров удостоен.