Большие каникулы
Шрифт:
— Поздравляю, — папа пожал ему руку. — Вы и сейчас одержали замечательную победу. Гражданин на полке все равно не поймет, что крылья у лебедя — это совсем не архитектурное излишество, даже если лебедь из шоколада или сливочного масла сделан. А может быть, этот товарищ вообще не знает, для чего у лебедя крылья существуют, тогда мы ему посочувствуем, — сказал папа. — Я очень доволен, что мне посчастливилось ехать с вами в одном купе, Егор Платонович, и что ваш рассказ слышал мой Андрюшка.
Егор Платонович в такт папиным словам кивал головой и поглаживал усы.
На какой-то станции «математик» вышел из купе с двумя чемоданами. Как только закрылась за ним дверь, Егор Платонович поднялся, приоткрыл окно. В купе ворвался прохладный, свежий воздух.
Конечно же, не из-за меня разгорелся этот спор. Но, по-моему, спорили они не столько про торт «Жар-птицу» и не в кулебяке вся соль была. Подумать стоит.
А. Костров.
Р. S.
Иван! В этот конверт я вложил письмо для Марианны Францевны. Если хочешь — прочти его. От тебя секретов нет. В письме есть несколько слов и о тебе. Если это лишнее — можешь вычеркнуть, я не обижусь.
Здравствуйте, Марианна Францевна!
Я теперь живу на Украине. Приехал с папой в Москву на три дня. В поезде вспоминал дни учебы в Москве. Помню, как вы первый раз вошли к нам в класс и сказали, что теперь вы наш классный руководитель, Я первый стукнул крышкой парты, а за мной и другие зашумели крышками. Этим мы сказали, что не обрадовались вашему приходу, хотя еще совсем не знали вас, — знали только то, что вы заменили нашу Антонину Николаевну Степанову, которую все мы очень любили. Вы заметили тогда, что зачинщиком всего гвалта был я, и запомнили этот случай. Я еще подумал тогда: «Ну, держись, Костров, такое даром не проходит». Оно так и получилось. Вся наша Святая Троица (так нас в то время почти все звали) почувствовала, что приближаются «горячие» дни для нас.
Марианна Францевна, вы, наверное, сразу не догадались, что Антонину Николаевну мы все любили вовсе не потому, что она гладила нас по головке и носы нам вытирала. Она верила нам и не боялась, что кто-то из Святой Троицы способен подвести ее и ей придется за нас краснеть. Да никто в жизни такого не сделал бы. Я вот сейчас припоминаю все морщинки на её лице и походку (чуть прихрамывающую, это у нее последствия ранений на войне). Антонина Николаевна всё про нас знала: и про Егора Ромашкина, что он стихи сочиняет. Знала она и то, что отец Ларисы Казанцевой уехал на Север, посылает оттуда деньги, но не пишет писем и не собирается приезжать.
А вы, Марианна Францевна, не знаете даже, что Юрка Хлебников разбил свою глиняную копилку и совсем теперь не жадный. А то, что у Ивана Гусева год назад погиб отец в автомобильной катастрофе, тоже ведь не знаете. Наверно, я не имею права так разговаривать с учительницей. Но взрослые тоже ведь могут совершать ошибки. Знаете, о чем я подумал?.. Вдруг пройдет какое-то время, вы получше узнаете наших ребят, а они получше вас узнают и, может быть, узнают, что вы совсем-совсем другая, и тогда все вас полюбят так же, как Антонину Николаевну Степанову. Вот это было бы здорово!
Не понимаю я, почему некоторые взрослые считают, что мальчишки не могут думать серьезно? Почему взрослым кажется, что мы не доросли до всяких правильных рассуждений? А мы рассуждаем, только не всегда вслух. Потому что не все вслух рассуждать умеют, а некоторые боятся, что над ними смеяться будут. А я вот не побоялся, что вы теперь будете думать обо мне… А в общем, это не имеет никакого значения — я теперь не в Москве.
Недавно я смотрел кинокартину «Алые паруса», картина мне очень понравилась. Я и книжку прочитал. Интересная книга. «Жаль, что все это только фантазия. Так ведь не было», — сказал я в разговоре с папой. «Возможно, — сказал папа. — А почему не было?.. Ассоль ведь встретилась со своей мечтой. Об этом и сказал писатель».
У меня, Марианна Францевна, тоже есть мечты. Вы только не смейтесь, но я буду учителем. Только учителем, и никем другим. С ребятами буду всегда, чтобы их понимать.
Ну скажите, разве правильно, что Ивана Гусева с электрички ссадили и привели в детскую комнату милиции за то, что он ехал с собакой? Обвинили его в нарушении правил пользования железнодорожным транспортом. А в классе его чуть ли не хулиганом обозвали. А ведь это совсем не так: собаку-то хозяева бросили на произвол судьбы. Ивану жалко стало, и он хотел ее отвезти за город, кому-нибудь на дачу. Может быть, приютит кто-нибудь как сторожевого пса. Есть же сознательные люди в Подмосковье. Так за что же Ивана хулиганом считать?
Меня тоже окрестили хулиганом за то, что я с балкона с зонтиком спрыгнул и угодил на тележку с кефиром. А ведь я хотел проверить — выдержит зонтик меня, как парашют?
Обидные слова всегда ближе лежат, вот за них и хватаются в первую очередь. Вот нам, Святой Троице, хотелось, чтобы кто-нибудь хотя бы в шутку назвал нас Космонавтами. Так ведь таких днем с огнем не сыщешь. А мы с удовольствием навсегда поменяли бы Святую Троицу на Космонавтов. Ведь наш бульдолет и сейчас в овраге находится. Мы ведь на нем уже делали полеты в космос. Можете спросить у Гусева и Хлебникова. Они подтвердят.
Не знаю, почему вы, Марианна Францевна, не любите наших ребят. Ребята у нас не хуже, чем в других школах.
Марианна Францевна, это письмо я передаю через Ивана Гусева. Я бы послал его вам лично, но не знаю вашего адреса. Иван Гусев — мой лучший друг. Вы не давайте его в обиду. Он не умеет защищаться словами, Иван все больше молчит, а над такими всегда смеются. А когда над тобой смеются, то кажется; что ты хуже всех. Это в цирке над клоунами смеяться можно, они для этого и учатся, чтобы людям весело было.
Если я что-нибудь не так написал, вы не сердитесь. Написал то, что хотел написать. До свидания.
Один из трех «святых» — Андрей Костров.
Проба ПШИКа
С чего начать?.. Привет, друзья! Я — дома. От вас я уже далеко. Когда мы с папой приехали на место, за нами был прислан «газик» с брезентовой крышей. Мама встречала нас у калитки. На колышках заборчика справа и слева от нее сушились крынки из-под молока. В первый день приезда я отсиделся дома. Мама никуда меня не пустила. Отмылись мы с папой от дорожной пыли, отдыхали. Мама разглядывала меня, как новый сувенир: то зайдет справа, то слева. Весь вечер я рассказывал ей, как изменилось Кунцево. Мама восторженно ахала, всплескивала руками.