Большой план апокалипсиса. Земля на пороге Конца Света
Шрифт:
8.9. Институт придворных факторов
Кто такие эти придворные факторы? Ну, грубо говоря, так звали финансистов многочисленных немецких князей, которые, начиная с XV столетия, исполняли для своих титулованных, спесивых и зачастую недалеких хозяев целую кучу полезных и неотложных дел. Например, управляли их имуществом и финансами вплоть до чеканки монет на собственных монетных дворах, снабжали патронов всем необходимым, от предметов роскоши до продуктов питания к столу или, скажем, породистых лошадей. Ссужали деньгами (при необходимости, которая наступала частенько) в обмен на право сбора налогов или всевозможные торговые привилегии, словом, осуществляли, как бы это выразиться, комплексное обслуживание господ, не забывая притом о себе и постепенно обрастая и капиталами, и разветвленными связями по всей Европе и за ее пределами. Германия оставалась раздробленной, факторам это печальное для немцев обстоятельство было только на руку, небольшие войны оказываются очень выгодным ремеслом, особенно если поддерживаешь деловые отношения с интендантами супостата. Первым влиятельным фактором при дворе самого императора Священной Римской империи и испанского короля Карла V Габсбурга историки обыкновенно зовут предпринимателя Якоба Фуггера (1459–1525), прозванного Богачом и делателем коронованных особ. Правда, торгово-ростовщический дом Фуггеров разорился после того, как Испания, проиграв Тридцатилетнюю войну, не выполнила перед ним своих обязательств. Ну так свято место пусто не бывает. С экономической точки зрения произошло обыкновенное перераспределение капиталов.
Вообще говоря, сама Тридцатилетняя война (1618–1648), заключительный кровавый аккорд эпохи катаклизмов, спровоцированных Реформацией, а заодно и первый широкомасштабный общеевропейский конфликт, обернувшийся миллионными жертвами, стала определяющей для института германских факторов. Это и понятно, война принесла за собой неисчислимые бедствия, княжества, разделившиеся по религиозному признаку, сражались друг с другом не на жизнь, а на смерть, так, что погиб каждый третий немец. Промышленность оказалась разрушена, деревни превратились в погосты, кошельки немецких князей опустели, каждая копеечка была на вес золота, естественно, значимость финансистов выросла в разы. Особенно тех, кто знал, откуда добыть хоть немного денег. Понятно, что полезные знакомства и родственники, разбросанные по всей Европе и готовые в трудный момент подставить плечо или подсказать правильное решение, играли в этом процессе далеко не самую последнюю роль.
Среди главных занятий, которыми промышляли придворные факторы немецких князей, Генрих Шнее называет и организацию монетных дворов (благодаря исключительному праву на продажу серебра), и монопольную торговлю. Так, по его словам, к примеру, «все вопросы снабжения Баварии продовольствием находились в руках единственного поставщика, придворного фактора и банкира Арона Элиаса Зелигмана». [332] Опять же, как уже было сказано выше, факторы кредитовали своих патронов, расточительство которых порой не знало границ. Тот же Генрих Шнее описывает, как на свадьбу баварского принца Карла Альбрехта с императорской дочерью Марией-Амалией (1722) было истрачено больше трех миллионов флоринов, при казне, по которой гуляли сквозняки, и впечатляющем государственном долге. Кто же дал взаймы? Дал главный придворный фактор Эммануэля Баварского Ной Самуэл Исаак, сбросившись с придворным фактором из Вены Вольфом Вертгеймером. Ссуду, конечно, выделили не за красивые глаза, а под залог всех государственных рент и доходов. Подобные операции проводились и позднее, уже в эпоху Наполеоновских войн, например, первый фактор австрийского двора Самуэль Оппенгейм брал в залог все доходы империи.
332
Шнее Г. Ротшильд, или История династии финансовых магнатов.
8.10. Откуда в «сонной американской лощине» взялся «немецкий всадник без головы»?
Во Франкфурте было слишком мало места для всех нас.
Конечно, займы как-то требовалось отдавать, причем отдавать с процентами. Известно, какой высокий прибыток приносят банкирам войны. Упоминавшаяся выше Тридцатилетняя война, к большому сожалению, не стала последней, наоборот, так называемый Вестфальский мир, заключенный в ее финале [333] и торжественно именуемый порой результатом первого современного дипломатического конгресса, положившего начало новому порядку в Центральной Европе, основанному на концепции государственного суверенитета, на деле лишь закрепил феодальную раздробленность Германии. Ну а где раздробленность, там, естественно, и крысиная возня, и шкурные интересы, локальные конфликты и вмешательство могущественных соседей. «Вестфальский мир, — как писал Генрих Шнее, — предоставил князьям право самим проводить свою внешнюю политику. Каждое государство стремилось приобрести новые земли, чтобы расширить свою страну, повысить ее ранг, добиваясь при этом прежде всего определенных субсидий от крупных держав». А поскольку финансами у князей занимались факторы, упомянутые Шнее субсидии шли через их руки, последнее обстоятельство сделало факторов незаменимыми членами всевозможных дипломатических миссий, и таким образом они вышли на международный уровень. Снова обращаясь к работе Шнее, узнаем, как саксонский курфюрст Август I [334] заполучил корону Речи Посполитой стараниями банкира Беренда Лемана, а некий финансист Йост Лимбан поспособствовал коронации бранденбургского курфюрста Фридриха III из династии Гогенцоллернов, ставшего первым прусским королем. [335] Тоже, очевидно, не даром. Генрих Шнее пишет: «Субсидии, получаемые князьями в XVII, XVIII и в начале XIX в., поступали исключительно через придворных финансистов. Несметное число миллионов талеров стекалось в казну князей, а крупные суммы — просто в карманы правящих министров». И далее: «Только с 1776 по 1814 г. английские субсидии составили в Гессене 19 миллионов 56 тысяч талеров. В 1815 году Арнольд фон Айхталь вместе с отцом Ароном Элиасом произвел английских субсидий в баварскую государственную казну на сумму 608 тысяч 695 фунтов стерлингов, это были финансовые трансакции высокого класса».
333
Под «Вестфальским миром» подразумеваются мирные соглашения, подписанные в мае и октябре 1648 г., положившие конец двум войнам, Тридцатилетней войне в Священной Римской империи и Восьмидесятилетней войне между Испанией и Нидерландами. Соответственно в конгрессе принимали участие представители Священной Римской империи, Испании, Франции, Швеции и Голландии.
334
Фридрих Август I Саксонский, Август II Польский (1670–1733) — курфюрст Саксонии с 1694 г. и король Польши с 1697 г. Прозван Сильным вследствие большой физической силы.
335
Речь о Фридрихе I (1657–1713) — первом короле Пруссии из династии Гогенцоллернов, отце короля Фридриха-Вильгельма, прозванного Солдатом, и дедушке Фридриха II Великого.
За что же могли платить англичане? Ну как же, в первую очередь за войны, в которых участвовали князья. Вроде той же знаменитой Семилетней, которую Черчилль называл Первой мировой. Это когда Фридрих Великий сражался за «английское золото» в Европе с французами, австрияками и русскими, в то время как спонсировавшие смертоубийство британцы захватывали за пределами горящей Европы одну колонию за другой. Немецкие курфюрсты дрались на обоих фронтах, за что им вполне исправно перечислялись гонорары. Я уж не говорю о торговле знаменитыми немецкими наемниками, приобретшей в XVIII столетии такой размах, что она оттеснила на задний план работорговлю. Эхо тех событий звучит и сейчас. Вот смотрим мы с вами, к примеру, великолепный триллер «Сонная лощина» Тима Бартона, где нью-йоркский сыщик-новатор Икабод Крейн (в исполнении блестящего Джонни Деппа) бросает вызов ужасному всаднику без головы — воскрешенному колдовскими чарами гессенскому наемнику (в исполнении не менее блестящего Кристофера Уокена), и невдомек нам, а откуда он взялся, наемник этот? Что он в Сонной лощине позабыл? А вот оттуда и взялся, приплыл на корабле, зафрахтованном каким-нибудь немецким Ротшильдом, который на этом ручки погрел.
Считается, пионером немецкой солдатоторговли выступил епископ Христоф фон Гален, и было это в 1665 г. Пример высокопоставленного попа оказался заразительным, вскоре саксонский курфюрст Иоганн Георг III продал венецианцам три тысячи своих бойцов. За ним, уже по ходу Войны за австрийское наследство, ландграф Вильгельм VIII Гессенский (родной дедушка того самого ландграфа, с которым на почве любви к старинным монетам так сдружился Амшель Мейер Ротшильд) додумался сбывать рекрутов обеим противоборствующим сторонам конфликта: и императору Священной Римской империи Карлу VII Альбрехту, и британцам. А почему бы и нет? Ну и пошло-поехало. Кости немецких солдат забелели в самых разных уголках континента, хранилища немецких князей и их оборотистых финансистов наполнились сотнями тысяч талеров. Торговля штыками, просуществовав больше столетия, достигла апогея во времена Войны за независимость США. В Америку из Германии убыло около тридцати тысяч солдат и офицеров, на счета было зачислено не менее восьми миллионов фунтов стерлингов. Немалые деньги, как для того времени…
Надо думать, кое-что перепало и предприимчивому Майеру Амшелю, ведь именно ландграфов Гессен-Кассельских историки называют абсолютными лидерами по части поставок немецких войск за кордон, а молодой Ротшильд, как-никак, водил с этими господами трепетную дружбу. Английский король Георг III для борьбы с взбунтовавшимися колонистами остро нуждался в наемниках, британцы всегда предпочитали лить за свои интересы чужую кровь, пускай и щедро оплаченную фунтами. С чего бы это Майеру Амшелю было не заработать, тем более что угрызения совести его по данному поводу вряд ли стесняли, с каких таких пирогов, и американские колонисты, и гессенские солдаты были в его глазах совершенно одинаковым расходным материалом.
8.11. Механики управляемых конфликтов
Джон Ривз, автор исследования «Ротшильды, финансовые короли всех наций», упоминает о связях, якобы существовавших между основателем знаменитой династии финансистов и известным американским банкиром Хаимом Соломоном, субсидировавшим американских повстанцев-республиканцев. Те же идеи высказывались уже упоминавшимся мной генералом Череп-Спиридовичем, на основании чего делалось вполне логичное заключение: Майер Амшель лил масло в костер, оплачивая кровопролитие с обеих сторон. Я не знаю, так ли это на самом деле, ведь, как отмечал все тот же Ривз, «фамильные архивы, могущие пролить так много света на их историю, являются абсолютно секретными, книгой за семью печатями». Следовательно, никаких улик, и наш удел — лишь косвенные свидетельства, руководствуясь которыми мы рискуем навлечь на себя шквал критики. Точно так же не существует никаких документов, изобличающих связь Майера Амшеля (как, впрочем, и других влиятельных немецких факторов того времени) с иллюминатами Адама Вейсгаупта. При этом не вызывает сомнений тот факт, что сам Вейсгаупт содержал за чей-то счет внушительную организацию, причем средств у верхушки иллюминатов было от пуза, они буквально купались в роскоши, следовательно, кто-то их банкет оплачивал. Опять же, Вейсгаупт в узком кругу грозился взять под контроль наиболее влиятельные масонские ложи. А ведь первыми скрипками там выступала знать, тесно связанная с теми же факторами. Так ведь и Неста Вебстер в своей «Мировой революции» описывает, как Вильгельмсбаденский международный конгресс (1782) принял решение перенести штаб-квартиру обновленной организации во Франкфурт-на-Майне, постепенно превращавшийся в вотчину клана Ротшильдов, опять, что ли, совпадение? Этого я не знаю, как и того, существовал ли на самом деле разработанный немецкими факторами план революционного переустройства старушки Европы, первым этапом которого и стала Великая французская революция-смута, и стоял ли во главе этого доходного мероприятия Майер Амшель, лично мне кажется, кишка у него была тонка. Тот же Г. Шнее указывает, что даже после Наполеоновской эпохи, принесшей международным банкирам грандиозные барыши (ведь именно они снабжали противоборствующие армии всем необходимым, от ружейного масла до сабель, сапог, тушенки и досок для гробов), Майер Амшель не обладал самым туго набитым кошельком. Среди немецких финансистов встречались толстосумы и покучерявее. Да что там, он даже не стал, как пишет Шнее, «самым богатым фактором Франкфурта». По данным на 1800 г., которые приводит Шнее, Майер Амшель Ротшильд лишь замыкал десятку лидеров, возглавлявшуюся Йоэлем Галле и его зятем Маркусом Барухом. В списке также значились Арон Майя и Исаак Элиас, Михаэль Шпайер и Симеон Вертгеймер, барон фон Планкенштерн и Израэль Якобсон, Якоб фон Гирш и Арон Элиас Зелигман. «В завещании от 1810 г., — отмечает Шнее, — Майер Амшель Ротшильд определил стоимость своей фирмы в 800 тысяч флоринов. В том же году семья придворного фактора Оппенгейма (родом из того же Франкфурта) провела по книгам собственный капитал в один миллион французских франков». На 1814 г. капитал семьи Зелигман составлял уже три с половиной миллиона флоринов, в то время как пятеро сыновей Ротшильда (скончавшегося в сентябре 1812 г.) получили в качестве наследства лишь полтора миллиона, то есть прямо-таки курам на смех. При этом, правда, Шнее признает, что старик Ротшильд, не оставивший после себя ни единого написанного с натуры портрета, никогда не публиковал и доходных книг, зато вел двойную или даже тройную бухгалтерию, так что, по правде говоря, любые оценки его состояния весьма приблизительны. Опять же, накопленных средств (и связей, куда ж без них) с лихвой хватило, чтобы заложить фундамент будущей финансовой империи, раскинувшейся по всей Европе. Амшель Майер, как старший сын, унаследовал от отца Майера Амшеля финансовое сердце клана, стучавшее во Франкфурте-на-Майне. Натан Майер и Джеймс Майер еще при жизни отца перебрались в Англию и Францию, между которыми как раз грохотала кровопролитная война. Свили гнезда, один в Лондоне, второй в Париже соответственно, Соломон Майер обосновался в Вене, при дворе императоров Австро-Венгрии, Кальман Майер убыл в Италию, где его клиентом стал сам римский папа. В Берлине интересы братьев представляли дружественные банки Мендельсона и Блайхредера, имевшие теснейшие связи с династией Гогенцоллернов, и лишь в упрямую царскую Россию Ротшильдов не пустили.
Впрочем, то уже было после войны с Наполеоном. «Википедия», характеризующая клан Ротшильдов как «международную династию банкиров, филантропов и общественных деятелей» (слезы умиления автору), касаясь деятельности Майера Амшеля во время войны, объясняет его поразительный взлет умелым распоряжением деньгами принца-нумизмата Вильгельма IX Гессенского, которому довелось бежать от гнева Наполеона Бонапарта. Эти деньги оказались весьма выгодно вложенными в английские государственные ценные бумаги стараниями Натана Майера, осевшего в Лондоне еще в 1803 г. Операции принесли сторонам баснословные барыши, впрочем, то была лишь малая часть айсберга. Именно банку «Натан Майер Ротшильд и сыновья» британское правительство поручило снабжать субсидиями своих английских союзников на континенте, а затем и экспедиционный корпус Веллингтона, когда тот высадился в Испании. Перевод средств, полученных от Британской Ост-Индской компании, осуществлялся Натаном через парижский банк «De Rothschild Freres», где сидел брат Джеймс, которому удалось каким-то образом провести вокруг пальца тайную полицию Наполеона. Вот как описывал это прибыльное дельце сам Натан Майер: «Когда я открыл торговлю в Лондоне, компания из Восточной Индии продала золота на 800 тысяч фунтов стерлингов. Я скупил все, так как знал, что золото нужно герцогу Веллингтону. Я по дешевой цене приобрел большое количество его векселей. Меня вызвали в правительство и заявили, что это золото им нужно, но они не знали, как его можно доставить в Португалию. Я взялся за это дело и переправил деньги через Францию. Это было самое удачное из всех моих предприятий». М-да, вот бы нашему брату такого брата…
После подобного триумфа Ротшильдам в Британии загорелся «зеленый свет». Именно они, как пишет Г. Шнее, перечисляли средства, выделенные Великобританией для реставрации во Франции Людовика XVIII, родной брат которого, предыдущий Людовик, лишился трона и головы не без участия англичан. А затем и осуществляли переводы репараций из поверженного Парижа в Лондон, Вену и Берлин. Замечательно. Это уж не говоря о знаменитой операции, провернутой Натаном Ротшильдом после Ватерлоо, когда он организовал легкую панику на фондовой бирже, лихорадочно распродавая ценные бумаги британского правительства, отчего прочие игроки решили, будто Наполеон победил. А затем ухитрился скупить за бесценок английские, австрийские и прусские акции, заработав буквально из воздуха около сорока миллионов фунтов стерлингов. Недаром Натан Ротшильд любил повторять: «Кто владеет информацией, тот владеет миром». Ну и ладно об этом, я всего лишь хотел показать: резоны желать большой смуты во Франции у Ротшильдов, как ни крути, были. А теперь давайте вернемся к началу Французской революции и бегло обновим в памяти события.