"Болваны"
Шрифт:
Птицын поискал глазами блондинку: та бесследно исчезла.
6.
– Ты можешь представить меня в прошлой жизни? Каким я был?
Птицын развалился на диване, задрав ноги кверху, в то время как Лунин сидел на кресле перед журнальным столиком с листом ватмана, правый угол которого удерживала массивная пепельница, а левый - чашка с чаем, и пытался схватить лицо Птицына. Он сделал карандашом несколько точных линий: кажется, круглый затылок и длинная шея вышли похоже. Но профиль: нос с загнутым кончиком и борода, скрадывающая
Лунин думал над портретом, накладывая тени осторожными штрихами, и между делом отвечал на птицынские вопросы.
– Ну... Ты был высокого роста... с черными глазами...
– Черными? Едва ли... Голубые...
– серьезно возразил Птицын.
– Узкие плечи...
– продолжал Лунин.
– Но, в общем, ты был изящный... Тебя любили женщины... (Птицын горько усмехнулся.) Жил во Франции...
– В каком веке?
– В шестнадцатом. Знал Генриха IV. Он тебе не нравился: он почти никогда не мылся и вонял козлом. Об этом ему даже Маргарита Наваррская говорила.
– Это Дюма пишет?
– заинтересовался Птицын.
– Нет, Стефан Цвейг, а может, где-то еще прочитал... Не помню... (Лунин заштриховывал крылья носа: они выходили слишком узкими, гораздо уже, чем есть на самом деле.) Это была борьба католиков и протестантов. Тебя она совсем не интересовала: ты и тогда не понимал, зачем они друг друга режут. Ты жил в замке недалеко от Парижа. Нет... Пожалуй, нет... В Северной Франции... Где-то на границе с Нормандией... Да!.. Замок был окружен лесами. Вдалеке море... Какое там море? Северное!
– - Мне видится иначе. Никаких лесов. Наоборот, голая холодная равнина тянется на много километров... жухлая трава... Кругом гуляют ветры... А в центре - башни замка. Вдалеке черно-серое море. Ну и кем же я был, по-твоему?
– Ты был графом, - лениво отвечал Лунин.
– Бывал при дворе... правда, редко. Вообще, ты приехал во Францию, когда тебе было около сорока... Сорок два, может быть...
– Графом, это заманчиво... Только как бы я не служил камердинером или слугой в этом самом замке... Ну, дальше... Откуда я взялся?
– Птицын все больше оживлялся.
– Где ты мог родиться?
– переспросил Лунин.
– В Африке? Не похоже. В Америке? Ну уж нет... Где-то на Востоке...
– В Индии?
– Нет. В Персии. Вот именно - в Персии!
– Лунин стер ластиком линию у виска; она должна была быть резче и угол острее.
– Почему в Персии?
– Потому что там жили твои родители. Отец поехал туда с дипломатической миссией на несколько лет, но осел там по каким-то причинам...
– Из-за моей болезни?
– Возможно! Или потому что умерла твоя мать... Отец тоже вскоре умер... от желтой лихорадки. В Персии тогда была эпидемия. Умер он, когда тебе было... четырнадцать... Да, четырнадцать... с хвостиком...
– В подростковом возрасте?!
– усмехнулся Птицын.
Лунину, кажется, кое-как удалось состыковать резкие скулы Птицына
– Ты выжил, - продолжал Лунин, пропустив мимо ушей замечание Птицына, - чудом... Правда, после желтой лихорадки у тебя изменился цвет лица... стал чуть-чуть желтоватым, точнее пергаментным...
– Как у мертвеца!
– хмыкнул Птицын.
– Это, впрочем, придавало тебе загадочность в глазах дам... Особенно белки глаз с желтизной...
– И бельма!
– добавил Птицын.
– Отец оставил тебе в наследство, - невозмутимо продолжал Лунин, - дом в Париже и замок в Нормандии... Когда ты приехал в Париж, ходили слухи, что ты колдун, занимаешься черной магией...
– Я их сам распространял?
– Едва ли. Тогда это было опасно. Шли процессы над ведьмами. Их сжигали целыми селениями. Но слухи о тебе, надо сказать, имели под собой почву... Из Персии ты отправился в Париж лет в двадцать... на корабле... Разыгралась страшная буря.
– "Робинзон Крузо", - неутомимо комментировал Птицын.
– На лодке с несколькими смельчаками, которые тоже спаслись вместе с тобой, ты попал в Китай, потом в Японию...
– В Китае разве есть море?
– усомнился Птицын.
– Китайское!
– с возмущением воскликнул Лунин.
Птицын сбросил ноги со стены, уселся на диване, согнулся от смеха.
– Ты побывал в Японии... Долго, больше десятка лет, путешествовал по Востоку, встречался с буддистами, магами, занимался астрологией, йогой... Имел понятие о навигации... Попал в Россию... ненадолго... Проехался по Сибири... Одним словом, твое путешествие на родину затянулось на двадцать лет. Кружным путем ты все-таки попал в Париж. Светские дамы были заинтригованы твоими рассказами... Ты страшно много знал... и умел... Хотя болтуном не был... Дам привлекала твоя холодность, бесстрастность... бесстрашие. Ты делал вид, что ничего не боишься. Женщин ты соблазнял, они тебе быстро надоедали - ты их бросал сразу же... Ты искал, как трансформировать свою сексуальность, потому что в Индии ты увлекся тантрой-йогой.
Птицын опять улегся, подложил под щеку локоть, погрустнел.
– Это ты все рисуешь образ Печорина, - поморщившись, сказал он Лунину.
– А я в прошлой жизни, если она, конечно, была, был Хлестаковым - болтливым, хвастливым, "без царя в голове", с глазами навыкате... Скорей всего, без гроша в кармане... Подворовывал у ближнего... по мелочам. Пускал пыль в глаза!..
Лунин взял акварель и кисточку, налил воды в банку, тщательно промыл кисточку.
– Ну а жена у меня была?
– Птицын не хотел прерывать игру.
– Не одна.
– А дети?
– Не меньше десятка от разных жен... и любовниц... в разных концах света. Ты даже не обо всех знал.
– А от жены?
– Я вижу дочь, - Лунин решил писать портрет Птицына в манере импрессионизма - радостными мазками: такой контраст с его мрачным характером показался ему уместным.
– Красивая блондинка... немного полноватая... в красном шелковом платье...
– Странно, но я ее тоже вижу: высокая блондинка... с пышными буклями по плечам. Волосы, кудрявые, ложатся такими мягкими волнами... И миндалевидные глаза с огромными черными ресницами. Голубые глаза.