Борьба страстей
Шрифт:
— Это кажется богохульнымъ, Тобизенъ, но это правда, что ты говоришь! А что касается жизненныхъ потребностей, то я вижу, что вс должны копить деньги и слдить за тмъ, чтобы «грошей хватало», какъ правильно говорить старинная пословица. Моя младшая дочь конфирмовалась весной. Ты думаешь, мы были въ состояніи купить ей новое платье? Это такое важное и отвтственное событіе, но она должна была надть платье своей сестры.
— Люди завидуютъ намъ, чиновникамъ. Они говорятъ, что у васъ деньги врныя. Теперь я спрашиваю тебя, Маркуссенъ, какая польза мн, что я чиновникъ, если жизненные потребности такъ вздорожали, что
— Теперь я спрашиваю тебя, Тобизенъ, какъ ты думаешь, кому это извстно боле другихъ? Мн. Когда гроши будутъ невидимы въ моихъ собственныхъ рукахъ, значитъ жить невозможно.
— А между тмъ въ этомъ году макрели совсмъ не были рдкостью. Но вс люди жалуются. Я слышалъ, что банкъ хочетъ отказывать въ кредит.
— Что ты только ни скажешь! Но это же это говоритъ?
— Да вс говорятъ. Въ скоромъ времени будетъ такъ, что никто кром консула не будетъ пользоваться довріемъ.
— Да, консулъ не принимается въ разсчетъ. У него, небось, изобиліе по всмъ отраслямъ. У консула такъ: если ему не повезетъ въ одномъ дл, онъ наживаетъ на другомъ и наживаетъ съ избыткомъ. А къ тому же у него еще пароходы.
Сторожа плетутся по тротуару. Вдругъ они слышатъ стукъ почтовой кареты.
— Вотъ она опять куда-то детъ.
Они останавливаются, и акушерка прозжаетъ мимо нихъ.
— Посмотримъ, куда она детъ, — говоритъ Маркуссенъ.
— Да, я хотлъ именно теб это предложить, — отвчаетъ Тобизенъ.
— Она завернула налво отъ фонаря? Она детъ къ болоту, слдовательно, къ Олав Воллертзенъ.
— Развратница! Ола вела себя непристойно для замужней женщины. Какъ ты думаешь, что скажетъ на это Воллертзенъ?
— Молчи уже лучше!
— И она еще иметъ нахальство принимать акушерку.
— Я ничего больше не скажу. И Воллертзенъ, который вотъ уже два года, какъ ухалъ…
Акушерка хала къ Олав Воллертзенъ. На слдующее утро объ этомъ зналъ весь городъ. Теперь это не могло больше оставаться въ тайн. И хитрая Олава, которая была такъ ловка, держась въ сторон отъ людей!..
Но отецъ — кто былъ отецъ?
Да, Тоннесъ Глай не скрывалъ, что онъ былъ отцомъ — извините за выраженіе! И во всемъ город не было человка, который бы этому не удивлялся. Никто не могъ этого понять. Будь это по крайней мр по влеченію сердца, такъ какъ Олава была молода и красива. Но съ Тоннесъ Глаемъ! Это былъ одинъ развратъ!
И самъ Тоннесъ Глай удивлялся, какъ ему удалось завлечь ее. Но онъ защищалъ ее, говоря, что красивыя женщины бываютъ иногда очень странныя, имъ вдругъ начинаетъ нравиться человкъ самаго ничтожнаго положенія и вида. Такъ, вроятно, и было въ этомъ случа.
Но Тоннесъ Глай ходилъ по прежнему скромный и тихій, и среди своихъ «единомышленниковъ» онъ пользовался не меньшимъ уваженіемъ. Этотъ каналья Тоннесъ Глай, думали они, выказалъ себя съ совсмъ другой стороны. Онъ можетъ въ одинъ прекрасный день открыть торговлю, сдлаться оптовымъ негоціантомъ и называться Янсеномъ. У него голова ко всему приспособлена, онъ ужъ теперь выглядитъ маленькимъ купцомъ, съ каждымъ днемъ онъ становится дородне.
Къ концу зимы взорвалась бомба. Ахъ, вс предыдущія событія блднютъ передъ этой ужасной катастрофой! Консулъ обанкрутился. За послднее время многимъ казалось страннымъ
Во время этого маленькаго инцидента въ присутствіи консулъ чувствовалъ себя совсмъ разбитымъ. Но онъ забралъ себя въ руки и казался спокойнымъ и хдаднокровнымъ. У него оставалась еще одна надежда, послдняя, онъ ждалъ телеграммы отъ капитана Воллертзена, ухавшаго съ кораблемъ, нагруженнымъ фруктами; короткую, благопріятную телеграмму относительно одного дла, о которомъ велись переговоры въ Нью-Іорк.
— Господинъ негоціантъ Бергъ требуетъ боле надежнаго имени, — сказалъ консулъ. — На мой взглядъ всякая фамилія есть чистая формальность. Я буду имть честь на слдующемъ собраніи заплатить по всмъ векселямъ.
Да, видите ли, это было заслуженное наставленіе… Но состоялось слдующее засданіе, и консулъ не заплатилъ по векселямъ. Ахъ, онъ вообще не платилъ больше ни по одному векселю! Телеграмма Воллертзена была мало утшительна, напротивъ, ее можно было назвать почти безумной. Воллертзенъ покинулъ свой корабль, онъ былъ напуганъ секретнымъ письмомъ, полученнымъ изъ дому, и теперь халъ домой.
Теперь у консула не было другого исхода… Онъ поднялся со своего мста, стряхнулъ пыль съ воротника и принужденъ былъ сдлать уважаемой дирекціи банка прискорбное сообщеніе: большіе убытки, несчастія съ кораблями, тяжелыя времена, — все это было причиной тому, что онъ не могъ больше оставаться на своемъ посту и принужденъ сложить съ себя почетную должность.
Засданіе было тотчасъ же прервано.
Извстіе распространилось по всему городу, все пришло въ необычайное волненіе, женщины плакали. Въ маленькомъ городк взорвалась бомба. Консулъ обанкрутился, кто же могъ тогда твердо стоять на своихъ ногахъ? Онъ былъ знатнйшимъ въ город и его столпомъ; быть можетъ онъ и бывалъ часто упрямъ и высокомренъ, но никто, кром Бога, не могъ ему противорчить. И вотъ въ конц-концовъ Богъ подготовилъ ему полное пораженіе. Скоро выяснилось, что очень многіе должны были послдовать за нимъ въ его паденіи.
Этотъ былъ грандіозный провалъ. Даже единственный звукъ городка замолкъ, не слышались больше удары молотка, доносившіеся съ верфи. Негоціантъ Бергъ тотчасъ же организовалъ маленькую корабельную верфь на акціяхъ, но молотки не прыгали уже такъ усердно, нтъ, это былъ далеко не тотъ звукъ.
Все было парализовано. Консулъ, его домъ, его дла составляли жизнь и украшеніе мстечка, а теперь одно горе было видть этого самаго консула, какъ онъ останавливался на улиц и давалъ изъ своего обанкрутившаго кошелька нищему серебряную монету. Въ этомъ лежала настоящая драма и иронія надъ самимъ собой. Когда все начало такъ рушиться, Эльза могла пасть вмст съ другими, разв она была обезпечена боле другихъ отъ банкротства? Теперь она могла съ такимъ же успхомъ взять себ въ мужья Іенсена, служащаго у Берга, хотя по положенію онъ стоялъ гораздо ниже ея. Было совсмъ грустно видть, какъ неохотно и нерадостно шла она къ алтарю…