Борьба страстей

Гамсун Кнут

Я думаю про себя:

— Эксцентричный молодой человкъ удачно выбралъ себ мсто, на углу этой улицы всегда небольшое движеніе, и ему едва ли могутъ помшать влзть въ люкъ.

Я вспоминаю, что неоднократно видалъ служащихъ общества электрическихъ желзныхъ дорогъ, стоящихъ въ люк и починяющихъ то, что было сломано. Но если бы, не дай Богъ, случилось какому-нибудь рабочему застрять въ дыр, въ то время какъ прозжаетъ поздъ, то онъ наврное сталъ бы на нсколько дюймовъ короче: вилка, ведущая къ кабелю отрзала бы ему голову. Такъ какъ слдующая улица была Монроэ, то я перешелъ на переднюю площадку.

Теперь дама и вагоновожатый не разговаривали

между собою. Послднее, что я усплъ замтить было то, что вагоновожатый кивнулъ головою, какъ бы въ знакъ того, что онъ согласенъ. Посл этого онъ сталъ пристально смотрть впередъ и похалъ полной скоростью. Мой вагоновожатый былъ ирландецъ.- Slack her а bit, — сказалъ я ему на жаргон. Это значитъ, позжай тише. Я увидалъ черную точку между рельсами, это могла быть человческая голова, торчащая изъ земли.

Я посмотрлъ на даму, она пристально смотрла на ту же точку и крпко ухватилась за сиднье, она уже волнуется отъ того, что можетъ произойти несчастіе, — подумалъ я, — что же съ ней будетъ, когда она увидитъ, что это ея собственный мужъ, покушающійся на самоубійство!

Ирландецъ Патъ не замедлилъ однако хода. Я закричалъ ему, что изъ люка видны люди — никакой перемны. Мы теперь ясно различаемъ голову, это былъ сумасшедшій молодой человкъ, онъ стоялъ въ люк и повернулъ голову въ нашу сторону. Тогда я приложилъ свистокъ къ губамъ и далъ сигналъ остановиться; ирландецъ Патъ продолжалъ хать съ прежней скоростью. Черезъ нсколько секундъ произойдетъ несчастіе. Я началъ трезвонить въ колокольчикъ, а затмъ бросился впередъ и схватился за тормазъ. Но было уже поздно, поздъ со скрипомъ перехалъ люкъ прежде, чмъ мн удалось его остановить.

Я соскочилъ съ площадки и думалъ только о томъ, что мн нужно спасти человка, который станетъ оказывать сопротивленіе. Но я тотчасъ же обратно влзъ на площадку и никакъ не могъ успокоиться. Вагоновожатый — тоже казался смущеннымъ, онъ какъ бы потерялъ разсудокъ и спрашивалъ, были ли люди въ люк и какъ могло случиться, что онъ не задержалъ позда. Молодая женщина воскликнула: — Ужасно! ужасно! — Она была блдна, какъ смерть, и судорожно схватилась за сиднье. Но она не упала въ обморокъ, и вскор затмъ вышла изъ вагона и пошла своей дорогой.

Собралась толпа народу, мы нашли голову несчастнаго подъ послднимъ вагономъ, а тло его еще стояло въ люк. Желзная вилка тормаза попала ему подъ подбородокъ и оторвала голову. Мы убрали трупъ съ рельсовъ, явился констэбль, который долженъ былъ его увезти. Констэбль записалъ имена пассажировъ; вс подтвердили, я звонилъ, давалъ сигналъ и, наконецъ, самъ бросился къ тормазу. Впрочемъ, мы, служащіе на электрической желзной дорог, должны были давать показанія въ нашемъ бюро. Ирландецъ Патъ попросилъ меня одолжить ему ножикъ. Я не понялъ его сначала и сказалъ, что несчастіе было и безъ того велико. Тогда Патъ разсмялся и показалъ мн револьверъ въ доказательство того, что у него не было недостатка въ оружіи, а ножикъ былъ ему нуженъ совсмъ для другихъ цлей. Получивъ отъ меня ножикъ, онъ простился со мною: теперь онъ не можетъ оставаться больше на служб; ему очень непріятно, что я буду принужденъ самъ отвести поздъ на станцію, тамъ мн дадутъ другого вагоновожатаго. И онъ объяснилъ мн, что я долженъ былъ длать. Онъ просилъ меня подарить ему ножикъ для того, чтобы отрзать форменныя пуговицы.

Затмъ онъ ушелъ.

Длать было нечего, я долженъ былъ самъ вести поздъ на станцію; за нами стояло нсколько поздовъ, ожидавшихъ, чтобы мы тронулись съ мста. А такъ какъ мн раньше приходилось

имть дло съ машиной, то мы благополучно похали.

Однажды вечеромъ, между Рождествомъ и Новымъ Годомъ, я былъ свободенъ и бродилъ по городу. Подошедши къ одному изъ вокзаловъ, я зашелъ туда на минутку, чтобъ посмотрть на сильное движеніе. Я вышелъ на платформу и сталъ смотрть на поздъ, который долженъ былъ отойти.

Вдругъ я слышу, что меня кто-то окликаетъ. Я оборачиваюсь. Улыбающійся человкъ стоитъ на подножк вагона и зоветъ меня по имени. Это былъ ирландецъ Патъ. Я сразу его не узналъ, онъ былъ отлично одтъ и сбрилъ себ бороду. Я невольно вскрикнулъ отъ удивленія.

— Тише, не такъ громко! Чмъ кончилось дло? — спросилъ Патъ.

— Насъ допрашивали. Разыскиваютъ тебя.

Патъ сказалъ:- Я ду на западъ. Ну что за жизнь здсь? Семь, восемь долларовъ въ недлю! Изъ нихъ четыре идутъ на прожитіе. Я куплю себ земли и сдлаюсь фермеромъ. Само собою разумется, что у меня есть на это деньги. Если хочешь, подемъ вмст и поищемъ себ клочекъ земли недалеко отъ Фриско.

— Я не могу ухать.

— Я только что вспомнилъ: вотъ твой ножикъ. Большое спасибо. Нтъ, видишь ли, служба на трамва не даетъ никакой будущности. Я прослужилъ три года, не имя возможности бросить эту службу.

Раздался свистокъ.

— Ну, до свиданія, — сказалъ Пать. — Послушай, а сколько ты получилъ отъ того господина, котораго мы перехали?

— Десять долларовъ.

— И я столько же получилъ отъ него. Ну, онъ былъ въ общемъ, честнымъ плательщикомъ. Но жена была щедре.

— Жена?!

— Да, молодая женщина. Мы состряпали съ ней небольшое дльце. Она не пожалла тыщенки-другой, такъ какъ хотла избавиться отъ своего мужа. Если я теперь могу начать боле легкую жизнь, — то это благодаря ея деньгамъ……..

ЖИЗНЬ МАЛЕНЬКАГО ГОРОДА.

Если идетъ не слишкомъ сильный дождикъ, то въ продолженіе всей недли слышишь съ утра до вечера тяжелые звучные удары молота, вколачивающіе гвозди и болты на корабельной верфи.

Это единственные звуки города, которые слышны везд, въ каждомъ дом. Это маленькое спокойное мстечко, миролюбивое, консервативное гнздо съ капитанскими семьями, винокуреннымъ заводомъ и церковью.

Ночнымъ сторожамъ тутъ нечего длать; о дракахъ и нарушеніяхъ общественной тишины здсь слышно такъ рдко, что посторонніе даже удивляются, а если случится, что какой-нибудь матросикъ или странствующій подмастерье такъ разойдется, что затянетъ псню или пуститъ ругательство, то сама тишина маленькаго города смягчаетъ ихъ голоса. И ночные сторожа идутъ спокойно своей дорогой. Ночью здсь спятъ, а не бодрствуютъ и не шатаются. Вечеромъ оба сторожа встрчаются на рыбномъ рынк. Это ихъ исходный пунктъ. Они здороваются, ходятъ рядомъ взадъ и впередъ, садятся на скамейку, высыпаются слегка, покуриваютъ, снова ходятъ взадъ и впередъ — и такъ проходитъ ночь. Они знаютъ поголовно въ лицо всхъ жителей, и вс жители знаютъ ихъ. Если вечеромъ одинъ изъ сановниковъ города возвращается къ себ позже обыкновеннаго, то ночные сторожа знаютъ уже, что онъ идетъ съ крестинъ или мужского собранія. А если случается, что въ темнот и ночной тишин мимо нихъ продетъ двухколесный почтовый экипажъ, а въ немъ сидитъ женская фигура въ капюшон и мужчина, то ночные сторожа знаютъ уже, въ чемъ дло. Они наклоняются-другъ къ другу, шепчутся и качаютъ головами, совсмъ какъ дв кумушки за чашкой кофе, которыя понимаютъ другъ друга съ полуслова.