Борьба страстей
Шрифт:
Выраженіе его лица ничуть не сдлалось мягче, когда хозяйка попросила его къ себ въ контору и сообщила ему, что его видли ночью, покидающимъ комнату госпожи Андерсонъ черезъ окно.
— А что же дальше? — спросилъ Андерсонъ.
— Господинъ Андерсонъ принужденъ ухать, — сказала хозяйка. — Я не могу потерпть этого въ своемъ дом.
Андерсонъ пробормоталъ:
— Если бъ это было самое худшее, что я былъ въ ея комнат и долженъ теперь ухать!
— Я для васъ послала за экипажемъ.
— Но самое худшее то, что она ухала, — продолжалъ Андерсонъ. — Можетъ быть, вы можете мн сказать, куда она ухала?
— Въ этомъ случа я не могу быть
Андерсонъ говорилъ самъ съ собой:
— Подозрвалъ я ихъ уже давно. Но я надялся, что она на чужой сторон обуздается.
— Мн кажется, что это вы не могли обуздать себя.
Андерсонъ началъ волноваться и возразилъ:
— Я долженъ былъ приходить къ ней приготовлять бумаги, подписывать свидтельства о страхованіи. Понимаете вы теперь?
— Какое вамъ дло до страховыхъ свидтельствъ госпожи Андерсонъ? Она же посторонняя женщина для васъ.
— Она? — посторонняя женщина? Она моя жена, и больше ничего!
— Ваша жена? — спросила хозяйка недоврчиво.
— Она была моей женой! — закричалъ агентъ Андерсонъ. — Я измучился здсь, дла мои не клеились, тогда я написалъ ей, чтобы она прізжала. А вотъ теперь она связалась съ докторомъ, и они ухали вмст. Провели они меня оба; она взяла вс деньги.
Тогда хозяйка съ минуту промолчала и взвшивала событіе. У нея было еще маленькое подозрніе.
— Собственную жену можно навщать и днемъ, — сказала она, длая маленькій приступъ.
— А разв нельзя навщать свою собственную жену по ночамъ? — грустно спросилъ Андерсонъ…
По всему пансіону поднялось невроятное волненіе. Вс мужчины поняли, какъ ловко ихъ провела хитрая женщина. Агентъ Андерсонъ вынималъ одну бумагу за другой и доказывалъ, что эта дама была его законной женой. Теперь на этотъ счетъ не было больше сомнній, они сообща застраховали полпансіона. Сердцедъ Оксентандъ больше всхъ желалъ бы объявить недйствительнымъ страхованіе своей жизни, но онъ принужденъ былъ молчать изъ-за злосчастной телеграммы. Дйствительный статскій совтникъ Адами и генеральный консулъ грозили Андерсону довести это до свднія суда.
— Пожалуйста, сдлайте это! — возразилъ агентъ. — Увы, застраховали у меня, вс свидтельства имютъ еще свою силу, моя подпись сдлала ихъ дйствительными.
И агенту Андерсону не нужно было теперь такъ скоропалительно покидать пансіонъ, какъ отъ него потребовали первоначально. Вс мужчины осуждали агента за то, что его жена была посредницей въ его длахъ. Но дамы были на сторон страхового агента и своимъ сочувствіемъ старались облегчить его участь. Радуясь, что опасная женщина, наконецъ, исчезла, он дошли даже до того, что утшали агента въ его несчастьи.
— Она во всякомъ случа вернется! — говорила госпожа Мильде. — Она убдится въ томъ, что правда на вашей сторон. Такъ по крайней мр бываетъ у меня по отношенію къ моему мужу.
И красавица Трампе, которую такъ коварно провелъ черноглазый страховой врачъ, объяснила, что у нея съ мужемъ бываетъ точно также, но что онъ единственный на всемъ земномъ шар…
Но агентъ Андерсонъ скорблъ о другомъ.
— Конечно, она вернется, — говорилъ онъ. — Я жду ее, такъ какъ она очень свдуща въ дл страхованія, но если она опять пропадетъ у меня со страховыми преміями, то она обойдется мн очень дорого, — сказалъ онъ.
Черезъ три недли пришло, наконецъ, письмо отъ бглянки, въ которомъ она писала, что припадаетъ къ его ногамъ и на колняхъ умоляетъ его о прощеніи. Глаза ея полны слезъ — стояло тамъ. — А о доктор не спрашивай, — стояло
Страховой агентъ невольно покачалъ головой.
— Что я говорилъ! А можетъ быть она еще и не вернулась обратно! Во всякомъ случа, если она сдлаетъ это еще разъ и возьметъ съ собою кассу, то пущу ей вслдъ тайный приказъ о ея задержаніи.
И агентъ Андерсонъ отправился къ себ на родину.
Въ тотъ же вечеръ красавица Трампе ходила взадъ и впередъ и отъ избытка здоровья ломала руки. Она успла уже позабыть доктора, и ея чувство къ сердцеду Оксентанду воскресло съ новой силой. А такъ какъ сердцедъ Оксентандъ тоже усплъ окончательно поправиться, благодаря морю и деревенскому воздуху, то они какъ никогда обрадовались другъ другу.
Онъ обнялъ ее и сказалъ:
— Ну, теперь вы не уйдете отъ моей вчной любви.
Она не отвтила отрицательно, она улыбнулась и шептала: «Въ блаженное лтнее время»…
Дйствительный статскій совтникъ Адами не видлъ другого исхода, какъ только вернуться обратно къ госпож Мильде. Но она все-таки отомстила ему какъ слдуетъ за то, что онъ однажды въ минуту раздраженія предложилъ ей имть съ ней исключительно братскія отношенія: два дня она не сводила глазъ съ генеральнаго консула и говорила исключительно съ нимъ. Наконецъ, на третій вечеръ она сказала: «Рискнемъ!» и все пошло по-старому между ней и дйствительнымъ статскимъ совтникомъ.
ЖЕНЩИНА ПОБДИЛА.
Я служилъ кондукторомъ на электрической желзной дорог въ Чикаго. Сначала я былъ приставленъ къ трамваю, циркулирующему между центромъ города и скотнымъ рынкомъ. Во время ночного дежурства мы не были гарантированы отъ вторженія сомнительныхъ людей. Однако мы не имли права стрлять въ кого бы то ни было, а тмъ боле убивать, такъ какъ общество электрическихъ желзныхъ дорогъ было отвтственно за наши поступки; что касается меня, то у меня даже не было револьвера, и я долженъ былъ надяться на свою звзду. Въ общемъ совсмъ обезоружены бывали мы рдко: такъ, напримръ, у меня была ручка тормаза, которую можно было снять въ одно мгновеніе, и она могла служить прекрасной защитой. Но мн пришлось употребить ее въ дло всего одинъ разъ. На Рождеств 1886 года я благополучно продежурилъ вс ночи на своемъ трамва. Но вотъ какъ-то разъ подошла цлая толпа ирландцевъ со скотнаго рынка, и они разомъ заполнили весь вагонъ, они были пьяны и имли при себ бутылки, они жаловались на нужду и не хотли платить мн денегъ за билеты, хотя вагонъ уже тронулся. Въ продолженіе цлаго года, утромъ и вечеромъ они выплачивали обществу свои пять центовъ, говорили они, а теперь — Рождество, и потому они хотятъ хоть разъ не заплатить. Это соображеніе было вовсе не безсмысленно, но пропустить ихъ безъ денегъ я не ршился, боясь «шпіоновъ», бывшихъ на служб у общества электрическихъ желзныхъ дорогъ и обязанныхъ слдить за честностью кондукторовъ. Констэебль влзъ въ вагонь. Онъ постоялъ нсколько минуть, сказалъ нсколько словъ о Рождеств и о погод и выпрыгнулъ обратно на мостовую, такъ какъ вагонъ былъ переполненъ. Я прекрасно зналъ, что мн стоило сказать констэблю два слова, и вс пассажиры тотчасъ же заплатили бы свои пять центовъ, но я ничего ему не сказалъ. — Почему вы не донесли на насъ? — спросилъ одинъ изъ нихъ. — Я считалъ это лишнимъ — возразилъ я, — я вдь имю дло съ джентльменами. Въ отвтъ на мое возраженіе многіе отъ души расхохотались, но часть меня поддержала, и они нашли предлогъ заплатить за всхъ.