Борьба страстей
Шрифт:
Я никогда не забуду, какъ мн пришлось извести нашего стараго кота. Намъ везло въ томъ, что наши коты жили подолгу, такъ что у насъ въ дом постоянно бывалъ старый котъ. Отъ непрерывныхъ дракъ онъ ходилъ обыкновенно весь въ ранахъ и царапинахъ. Однажды нашъ котъ заболлъ и запаршивлъ такъ, что для насъ, дтей, онъ сдлался опаснымъ товарищемъ; мн было поручено его убить. Не потому, что я былъ старшимъ среди мальчиковъ, — я не былъ даже старшимъ, — но мать со всми своими секретами обращалась всегда ко мн, а не къ кому-нибудь другому, и поэтому я не могъ ей отказать. Все-таки я былъ самымъ подходящимъ для такого дла.
Топить его я не хотлъ, такъ какъ
Я понесъ кота въ кладовую. Тутъ я перекинулъ веревку черезъ вбитый въ стну желзный крюкъ, сдлалъ петлю посредин и сунулъ въ эту петлю шею кота. Затмъ я сталъ затягивать петлю. Я никогда не думалъ, чтобы больной котъ могъ быть такъ живучъ, какъ этотъ. Онъ ничего не высказывалъ мн, не просилъ меня о пощад, но началъ такъ задыхаться, что страшно было на него смотрть.
Я похолодлъ отъ ужаса. Онъ пытался высвободить свое тло изъ петли. Онъ бросался вверхъ и внизъ, кидался во вс стороны, одинъ разъ онъ вцпился въ меня когтями и порядочно поцарапалъ меня. Хорошо еще, что веревка была такая длинная. Я ршилъ итти все дальше къ концу веревки и потянулъ ее изо всхъ силъ. Котъ извивался въ рдкихъ конвульсіяхъ: то онъ лежалъ, растянувшись вдоль веревки, то онъ упирался головой въ веревку, неестественно высоко вытянувъ заднія лапы.
Я сталъ уговаривать его, какъ обыкновенно уговариваютъ лошадей, я говорилъ ему, чтобы онъ былъ покойнй; но онъ едва ли могъ меня слышать. Мы еще минутъ пять боролись съ нимъ такъ бшено; наконецъ, котъ сдлалъ послдній прыжокъ черезъ веревку, сталъ корчиться въ воздух и повисъ. Теперь онъ вислъ спокойно. Но я зналъ, что котъ очень живучъ, и потому въ продолженіе нсколькихъ минутъ не отпускалъ веревку. Всякій могъ бы меня теперь свободно свалить однимъ пальцемъ, такъ сильно дрожали мои ноги.
Котъ былъ мертвъ. И я пожиналъ лавры среди своихъ товарищей. Не каждому вдь удалось бы сдлать то, что я сдлалъ. Я всмъ говорилъ, что удавилъ кота собственными руками. И еслибъ кто-нибудь вздумалъ меня спросить, не оцарапалъ ли онъ меня при этомъ, то я могъ бы показать опасную царапину на рук и убдилъ бы этимъ всякаго въ истин своихъ словъ. Для людей и до сихъ поръ осталось тайной, какъ я отправилъ кота на тотъ свтъ…
Въ дом у насъ не было собакъ, такъ что зимой заяцъ свободно подходилъ чуть ли не къ самой нашей двери. Тогда мы стояли, притаившись, и щелкали языкомъ, чтобы его успокоить. Мы понимали, что онъ голоденъ, но намъ никогда не удавалось заставить его подойти къ намъ настолько близко, чтобъ накормить его. И намъ ничего не оставалось больше длать, какъ стоять въ сторон и молить Бога о сохраненіи зайца. Этому я научился у своего старшаго брата Ганса; но никто не хотлъ врить, чтобъ мы длали что-нибудь подобное.
За зиму по нашей дорог проходило не мало собакъ. Мы знали всхъ собакъ въ окрестности, но иногда пробгали совершенно незнакомыя намъ собаки, он приходили издалека и были обыкновенно изнурены вконецъ. Если мы ихъ подзывали, он не двигались и ложились на землю; никакими силами ихъ нельзя было сдвинуть съ мста.
Въ кладовой были только дв вещи, которыя намъ удавалось стянуть. То былъ пеклеванный хлбъ и селедка. И то намъ нельзя было брать заразъ большого количества, такъ какъ старшіе могли бы замтить; но у насъ была удивительная мать. Когда она заставала насъ въ кладовой, она уходила и длала видъ,
Однажды зимой мы съ Гансомъ похали въ лсъ за дровами и увидали оленя. Это была взрослая важенка (самка свернаго оленя). Она отбилась, вроятно, отъ своего стала, спасаясь отъ собакъ, и заблудилась. Снгъ былъ очень глубокъ, и когда она, завидя насъ, шарахнулась въ сторону отъ дороги, то могла пройти едва нсколько шаговъ. По мннію Ганса она была голодна. Тогда мы повернули лошадь и похали домой, чтобы принести важенк пеклеваннаго хлба и селедокъ. Совершенно неожиданно для насъ она съла и то и другое и совсмъ насъ не боялась. Когда мы хали по лсу, она все время бжала за нами, она стояла около насъ, пока мы накладывали дрова и когда мы похали домой, важенка отправилась съ нами вмст. Но дома она не позволяла взрослымъ гладить себя и начинала бить передними ногами, когда хотла кого-нибудь отогнать отъ себя.
Наступила ночь. На двор стоялъ жестокій морозъ.
Посл долгихъ споровъ съ отцомъ, мы получили, наконецъ, разршеніе запереть важенку въ сарай и накормить ее. Но утромъ она не хотла возвращаться въ лсъ. Она осталась у насъ не на одинъ, а на много дней, и ея пребываніе дорого обошлось намъ.
Дали знать управляющему. Объявили всенародно въ церкви. Владлецъ важенки не являлся. Тогда стали поговаривать о томъ, чтобы продать важенку съ аукціона; но кто же въ нашемъ бдномъ приход могъ бы купить такую большую скотину? Наконецъ ее ршили зарзать.
Мы только и длали цлыми днями, что кормили ее. Она охотно ла пеклеванный хлбъ, но каша была ей не по вкусу. Она любила жевать мороженные листья рпы, которыми мы, къ счастью, могли свободно располагать. Кром того мы съ Гансомъ доили потихоньку корову и давали важенк молока; она пила его неохотно, но за то сама давала намъ немного молока.
Со взрослыми она была раздражительна и зла, и подпускала къ себ только насъ, дтей. Иногда она сбрасывала наши фуражки и обнюхивала наши волосы. Бытъ можетъ она думала, что мы были телята какой-нибудь рдкой породы.
Однажды пришелъ сосдъ, который долженъ былъ заколоть важенку. Но онъ ничего не смыслилъ въ этомъ дл и не могъ найти надлежащаго мста, а попалъ ножомъ въ самую кость. Важенка вырвалась отъ насъ и бросилась бжать по дорог съ ножемъ въ затылк.
— Ты увидишь, изъ этого ничего не выйдетъ, — сказалъ мн Гнась, — важенка сама суметъ себ помочь.
Но старшіе тутъ же ршили ее пристрлить.
— Это также не поможетъ, — сказалъ Гансъ.
Мы схватились за руки и взвыли отъ восторга, заране увренныя въ томъ, что вс усилія извести важенку будутъ напрасны.
Дали знать лсничему. У него было старое заржавленное ружье. Однажды онъ зимой повсилъ его надъ горящимъ очагомъ. Посл этого ружье стало давать осчку. Вроятно, у него не хватало дроби, потому что онъ наломалъ безчисленное множество большихъ гвоздей и зарядилъ ими ружье. Затмъ онъ прошепталъ надъ очагомъ какія-то слова. Это было, вроятно, какое-нибудь заклинаніе или нчто въ этомъ род. Онъ обернулся, бормоча что-то, а затмъ подошелъ къ намъ съ искаженнымъ лицомъ. Предчувствіе чего-то сверхъестественнаго и мрачнаго наполнило наши души во время этихъ таинственныхъ приготовленій.