Босс на блюдечке

Лина Луисаф

Я беспечно нанизываю помидор на вилку:

— Ты же знаешь, мне абсолютно плевать на то, что думают обо мне все эти ваши калоши, уж я бы на их месте нашла занятие поинтереснее, чем обмывать чьи-то косточки, но если обсуждать меня за моей же спиной — единственное, на что они горазды, то мне их искренне жаль. Нет, вру: все же плевать.

Он хмыкает — и на этом тема моих «особых» отношений с боссом закрыта.

36

Наступает долгожданный день. Празднование проходит за городом, в элитном коттеджном поселке, куда мы с Эмилией прибываем с одним из водителей Демьяна. О масштабах происходящего можно судить уже на подъезде к посту охраны, к которому нашему транспорту приходится пробиваться под хищным прицелом камер папарацци, слетевшихся на праздник как стая стервятников на поле боя. Я даже невольно отшатываюсь, когда один излишне прыткий журналист наводит створ прямо на меня, и лишь затем до меня доходит, что стекла в машине тонированы и в лучшем случае он увидит в кадре лишь собственное отражение. Нас пропускают без пригласительных: дежурный узнает автомобиль, принадлежащий имениннику, и поднимает шлагбаум, позволяя нам въехать на обширную территорию семейства Незваных.

Первое, что бросается в глаза — огромное количество охраны. Такое ощущение, что день рождения отмечает не бизнесмен, а президент, и только пара сотен телохранителей спасет его от неизбежного покушения. Возможно, я утрирую, но не намного: на четырехкилометровом участке дороги, ведущем от будки охраны к дверям трехэтажного особняка, я насчитываю не менее дюжины охранников.

Среди приглашенных множество знаменитостей: когда наш автомобиль стоит в очереди в череде таких же элитных машин, я вижу, как из салонов один за другим выныривают акулы бизнеса, политические деятели, прославленные эксперты в различных областях, телезвезды. Мне становится не по себе из-за такой концентрации громких имен на один квадратный метр, и чтобы вернуть себе уверенность, приходится напоминать себе, зачем я здесь.

Когда очередь доходит до нас и нам открывают дверцу машины, я первая выхожу наружу с легким сожалением, что Демьян не увидит Эмилию вот прямо сейчас — однако, несмотря на это, я сторицей вознаграждена за это маленькое упущение: на Эмилию смотрят. Она, без сомнения, восхитительна: длинное струящееся вечернее платье нежно-лавандового оттенка, лодочки на оттенок темнее, собранные в изящный узелок волосы, профессиональный макияж — все в ней идеально, все свежо, невинно, прелестно. Она идет, безмятежная, спокойная, безумно красивая — и все эти именитости расступаются перед ней, как подданные перед своей королевой. Я иду чуть позади, ловя обращенные на нее взгляды, и по моему сердцу растекается мед.

Наконец, на балконе второго этажа я вижу Демьяна. Он стоит с бокалом в руке и беседует о чем-то с пожилым седовласым мужчиной. Внутри меня все сжимается от нетерпения и какого-то предвкушения чуда: вот сейчас, прямо как в романе, он посмотрит вниз и увидит Эмилию, они обратят друг на друга взгляды — и увидят друг друга в новом свете!

Вот сейчас, сейчас, еще секундочку…

В этот момент меня бесцеремонно хватают за предплечье и вытаскивают из толпы. Чтобы не упасть, мне приходится быстро перебирать ногами и смотреть на пол, поэтому тот миг, когда меня заталкивают в угол и закрывают спиной от свидетелей, я упускаю.

— Какого черта ты здесь? — цедит сквозь зубы Адам. Он в сером выходном костюме, — сегодня он здесь родственник, а не начальник службы безопасности, — но оставить замашки цербера выше его сил. Сменил шкуру — но не свою суть.

— Меня пригласил Демьян, — отвечаю я. Мне не хочется это признавать, но внутри меня все идет мелкой дрожью: я еще не забыла тот вечер перед воротами конного завода. Тот день стал для меня переломным: если раньше я воспринимала Адама как назойливую муху, то в тот вечер он продемонстрировал мне, что может быть куда как опаснее. Вот и сейчас он стоит вполоборота ко мне, внешне дружелюбный брат именинника, общающийся с одним из многочисленных гостей, — вот только гость зажат в нише и не может уйти.

Он ругается, услышав мой ответ, затем велит:

— Сейчас разворачиваешься и уходишь отсюда.

— Нет, — проявляю я твердость, — я не уйду.

— Я смотрю, до тебя плохо доходит. Что мне сделать еще, чтобы ты поняла: я вижу твою лживую натуру насквозь, и сделаю все, чтобы тебя не было рядом с Демьяном. Поверь, одними синяками в этот раз не ограничится.

Он впивается в меня волчьим взглядом, подчеркивая серьезность своих намерений, и я уже представляю, как он мысленно сжимает руки на моей шее — но в этот момент поспевает помощь:

— Ого, что я слышу: угрожаешь девушке физической расправой! Хорошенькие методы вы применяете к сотрудникам в своей компании.

Я во все глаза смотрю на того, кого уж точно не ожидала здесь увидеть, тем более, в качестве своего заступника. Адам, судя по его виду, тоже не чаял встретить здесь Левкоя.

— Что, боишься, что лишишься своего шпиона?

— Шпиона? — поражается Левкой. Смотрит на меня, на Адама, ожидая, что тот шутит, но охранник серьезен. — Твой братец знает, что ты не дружишь с головой?

— А он знает, что ты тут разгуливаешь среди его гостей как ни в чем не бывало?

— Более того, он меня сам и пригласил. Не веришь — можешь сам и спросить, но на твоем месте я бы переживал больше о себе. Это каким моральным уродом надо быть, чтобы запугивать людей слабее себя? Чего зенки вылупил? Правда глаза режет? А слабо противостоять равному сопернику? Мне, например?

— Вы двое заодно, — говорит Адам, и я понимаю, что ни черта из речи Левкоя он не услышал, — и я это докажу.

— Вали отсюда, козел, — щерит зубы Левкой и Адам действительно уходит.

Только когда его фигура скрывается в толпе, я понимаю, как была напряжена все это время.

37

— Спасибо, — благодарю я своего неожиданного спасителя, — но я могла бы и сама справиться.

— Я в курсе, но ударить ногой по яйцам в данном случае бы не прокатило.

— С чего вы решили, что я бы прибегла к таким методам?

— А что, за последние пятнадцать лет они изменились?

Я непонимающе смотрю на Левкоя: какие пятнадцать лет? О чем он вообще говорит?..

— Ты меня так и не узнала?

— Простите?..

А потом Левкой открывает рот — и меня будто ударяет под дых:

— Чей бампер плоский, прям как спина?

Ах, это ты, Ксюха Бородина!..

И чужими, непослушными губами я тут же возвращаю казалось бы давно забытую, но мгновенно воскресшую сейчас в памяти шпильку:

— Что там за мальчик страшный такой?

Ах, это ты, Костик Левкой!..