Брак у народов Центральной и Юго-Восточной Европы
Шрифт:
Следующий день свадьбы был заполнен разными свадебными играми. Обрядовая часть свадьбы кончалась, продолжалась увеселительная ее часть, которая часто отличалась буйным характером. Спецификой этого периода свадебного праздника было множество эротических элементов, манифестация которых могла быть не только символической, но и прямой. Значительная часть таких действий граничила с бесстыдством, которое в обычное время было бы строго осуждено нормами, принятыми локальной общностью.{166}
Свадебное веселье переставало быть семейным торжеством, в нем могли принять участие все желающие. За молодоженами, прогуливавшимися но улице, следовали целые группы ряженых, они прыгали, кричали, пугали детей, приставали к женщинам, перебрасывались шутками (часто скабрезными) с прохожими. Присутствовали самые разные маски: одетые в вывернутые мехом наружу тулупы и подпоясанные соломенными жгутами мужчины, завернутые
Из игр эротического содержания наиболее популярной было «бритье мужчин» и «прибивание подков» женщинам. В этой игре замужние женщины «брили» всех проходивших мимо мужчин: в руках они держали деревянную бритву и имитировали весь процесс бритья, сопровождая его непристойными жестами и песней фривольного содержания. Столь же вольно вели себя прибивавшие подковы мужчины, задирая женщинам юбки и хватая их за голые ноги. Эротические моменты в свадьбе были, по-видимому, пережитками магических обрядов плодородия, которые должны были повлиять на плодовитость новой супружеской пары.{168}
Самой известной игрой словацкой традиционной свадьбы была «казнь петуха». Основой ее был обряд жертвоприношения, древний смысл которого был давно совершенно забыт. Игра эта имела много локальных вариантов, а одно из самых ранних известных нам описаний относится к XVIII в. Петуха торжественно приносили на двор и в присутствии свадебных гостей вершили над ним суд-пародию, обвиняя его в многочисленных грехах — неверности, любви ко всем курам, посещении чужих дворов и пр. После того как петух был осужден к смертной казни, исполнить приговор должен был молодой муж. Петуха привязывали длинной веревкой к деревянному колу, а новобрачный с завязанными полотенцем глазами должен был убить его с помощью цепа. Свою попытку он мог повторить только трижды. Если петух оставался невредимым, то право ударить цепом переходило к молодой, а потом к гостям. Казненного петуха относили кухаркам, а затем в вареном виде торжественно делили таким образом, чтобы каждому досталось по кусочку. Все те, кто пытался казнить петуха неудачно, платили штраф, а на вырученные деньги покупалась выпивка.{169} В разных областях эта игра отличалась местной спецификой: «палачом» мог быть старейший свадьбы, дружба, а не только жених. Петуха могли привязать к колу за ноги, чтобы он был неподвижен, или же посадить в глиняный горшок без дна, чтобы торчала одна голова. Казнить петуха могли не только цепом, но и деревянной саблей или палицей.
Во многих областях популярны были свадебные соревнования в беге. Молодежь бежала наперегонки на расстояние около 500 м с финишем у дома новобрачных. Зрители всячески мешали бегунам, ряженые кидались им под ноги, все это сопровождалось смехом, возней и веселыми шутками.{170}
Последним, подававшимся на свадьбе угощением была просяная подслащенная медом каша. Ее приносили кухарки с забинтованными (якобы обожженными при приготовлении каши) руками. Гости собирали им деньги «на болезнь», бросая монеты на тарелку. Кухарки часто произносили «винши» (vinsi — поздравления), которые отличались остроумием и были чистой импровизацией. В Южной Словакии (например, в пос. Церово) было много женщин, сочинявших такие тосты для «свадебной каши», в то время как остальные тосты и речи сохраняли традиционную форму и повторялись от свадьбы к свадьбе.{171}
Последним заключительным актом свадебного ритуала была раздача огромного свадебного калача — «радостника». Его торжественно разрезал старейший так, чтобы хватило каждой паре гостей. В Северной Словакии (Орава) перед делением калача совершали шуточный обряд его «крещения». Участниками (этой свадебной игры были ряженые: «ксендз», «церковный служка» и «крестный отец», державший в руках запеленутый в виде новорожденного радостник. Начинался шуточный диалог «ксендза» и «крестного», при этом «ксендз» задавал вопросы, а «крестный» прикидывался глухим и т. п. Наконец «крестного» вместе с «крестником» — калачом обливали водой, т. е. «крестили».{172} В основе этой игры вероятно, была магическая обрядовая функция, значение которой постепенно забывалось.
Разделением радостника свадьба кончалась. Старейший благодарил хозяев за богатое угощение, а гостей — за подарки и участие в празднике.
Обычай требовал, чтобы в ближайшее воскресенье родители невестки навестили ее в новом доме. А в следующее воскресенье невестка приглашала к своим родителям новых родственников — свекра со свекровью, сестер мужа и т. д. В этих послесвадебных обычаях словаков было много вариантов. Но связь с родительским домом у словацких женщин оставалась тесной и после замужества, а овдовевшие женщины с детьми часто возвращались в дом своего отца. В Юго-Западной Словакии целый год после замужества молодая свой сундук с одеждой хранила в доме родителей и каждое воскресенье ходила менять свой костюм.{173}
Традиционные словацкие свадьбы конца XIX в. различались локальным разнообразием: специфичным мог быть порядок действий в свадебном церемониале, разнообразными игры и театрализованные представления, нередко заимствованные из праздников календарного цикла, и т. п. В восточных и северных горных районах бытовали более архаичные формы обряда по сравнению с развитыми в экономическом и культурном отношении западными районами.
Очень важную роль играли материальные возможности отдельных семей, хотя и деревенская беднота стремилась выполнить свадебный ритуал как можно полнее. Разница в достатке сказывалась на продолжительности праздника, на свадебном угощении, числе гостей, величине свадебной процессии и др. Значительно меньшей пышностью отличалась свадьба вдовцов и вдов, а матери-одиночки во время свадьбы не имели права на выполнение некоторых обрядов — не носили венка, не надевали чепца, не ходили на «вывод» в костел для очищения. На структуре свадьбы в принципе не сказывались конфессиональные различия, лишь свадьбы протестантского населения справляли более пышно, а в речах старейших было больше, чем у католиков, цитат из Евангелия. Особый вариант свадебного ритуала совершался тогда, когда жених шел в примаки. В этом случае первая часть свадьбы после венчания отмечалась в доме родителей жениха, а только потом молодые были приняты в доме родителей невесты, где они намеревались жить дальше.
Свадебный обряд не оставался неизменным, инновации различного рода вносились в него постоянно, но не касались основной структуры. Изменения с большей интенсивностью проходили в западных и южных районах Словакии. Менялась последовательность свадебных действий, с усилением роли церковного обряда, сделавшегося органической составной частью традиционной свадьбы, молодожены все чаще после венчания отправлялись вместе с поезжанами в дом родителей жениха. Свадебный ритуал нередко сокращался, некоторые старинные обрядовые действия сливались. Например, совершавшиеся ранее в разные дни обряды снятия девичьего венца и повивания молодой объединялись вместе после того, как исчез разделявший их обряд укладывания молодых в брачную постель. Характерно, что обряд надевания чепца у словаков очень долго сохранял свою важную символическую функцию: он продолжал соблюдаться даже в тех районах, где переставали носить народную одежду, т. е. чепец мог и не быть знаком замужней женщины. Древние магические действия теряли смысл и превращались в простое увеселение. Так, развлекательный характер приобретали обряды, связанные, например, с пережитками выкупа невесты или ее защиты от «дурного глаза»: неоднократно молодежь перегораживала путь свадебному поезду, несколько раз жениху предлагались мнимые невесты и т. д.
Как уже было подчеркнуто, чешский традиционный сельский свадебный ритуал в основных элементах своей структуры не отличался от комплекса словацкой обрядности. Однако во второй половине XIX в. под влиянием глубоких социально-экономических процессов, происходивших в чешских землях после буржуазной революции 1848 г. более интенсивно, вместе с изменениями в традиционной народной культуре подвергся существенной трансформации и чешский свадебный обряд. Упрощался весь состав свадебного церемониала, нарушалась строгая последовательность обрядовых действий, многие из которых просто выпадали, забывался их магический смысл, на первый план выдвигались игровые, развлекательные моменты. Необычайно возросла пышность празднования свадьбы — увеличилось число гостей и музыкантов, членов свадебной дружины, удлинилось время праздничного застолья, большим стало количество праздничных блюд и выпивки. Свадьба состоятельного слоя чешской деревни — земельных собственников — «седлаков» (sedlaky), описания которой содержит подавляющая часть располагаемой нами литературы, приобрела репрезентативный характер. В конце XIX — начале XX в. у наиболее зажиточных крестьян получили распространение в деревне и так называемые панские свадьбы по образцу мелкобуржуазных слоев большого города, доминантой которых было церковное венчание в белом платье и фате. Свадебный поезд состоял из карет и бричек, угощение было коротким для близких родственников жениха и невесты без намека на традицию.{174}