Братья Ждер
Шрифт:
Радость-то какая! Оказывается, царевна совсем не пригожа. Да и не молода! Только драгоценности на ней такие, каких и не знали в молдавской земле. Сказывают, в Мангупской крепости восемнадцать хранилищ, а в тех хранилищах лежат еще и другие бесценные сокровища царьградских властителей. Странно, как молодят подобные украшения лицо женщины!
Сколько же ей лет, царевне Марии?
Нетрудно их сосчитать по морщинкам в уголках глаз и рта. Да иначе и быть не могло — ведь и сам государь тоже сед и вдов. Княжича Александру нет на свадьбе, дабы не подчеркнуть преклонный возраст князя. А все остальные дети Штефана стоят между тетками господаря — Кэтэлиной и Кяжной. Их трое: Петру, Богдан и Илиаш.
Княгиня Кэтэлина — самая старая тетка господаря — в последний раз, должно быть, покинула свое затворничество. Она обрела покой и прощение в глуши Пынгэрацкой пустыни. Сюда старуха приехала вместе с преосвященным Теодором, игумном Бистрицкого монастыря, опекавшим ее в пути. Измученная дорогой, она словно в забытьи слушала свадебные песнопения, мечтая о скором избавлении от всех земных забот.
Княгиня Кяжна, тоже увечная, как и княгиня Кэтэлина, то и дело вздыхает. Ни песнопения, ни великолепие свадьбы не трогают ее. Мерещатся ей ужасные видения. Бывали часы, когда она уже не могла отличить живых от мертвых и смешивала теперешних княжичей Илиаша, Богдана и Петру с прежними отпрысками рода Мушатов. Кому она доводится сестрой? Этим или тем, давним? Но тех уже нет, извели они друг друга. Может быть, сегодняшние отроки лишь отражение прежних? Княгиня тихо плакала, качая головой. А под сводами собора радостно звучали величания.
Владыка Феоктист возложил венцы на головы жениха и невесты и благословил их. По византийскому обычаю, невеста первой поклонилась своему господину. Затем, получив из рук князей Биртока и Басараба по свече, царевна-невеста повернулась к боярам и поклонились им. Направившись к боярыням, она также склонила голову. Лицо у нее было открыто, дабы все могли ее видеть. Поклонившись боярам и сановникам, княгиня Мария прошла степенным шагом сквозь толпу присутствующих. Из нефа она с поклонами перешла в притвор, а оттуда на освещенную солнцем паперть, возле которой стояли ряды воинов и толпился народ. Всем она поклонилась, держа в руках свечи, затем воротилась к своему господину и, передав ему одну свечу, вложила свою правую руку в его руку, прося у него участия и заступничества.
Высокие голоса певчих разносились под сводами храма. Супруги всех присутствующих бояр внимательно следили сквозь тонкую пелену благовонного дыма за всем, что делалось в храме. Напрягая слух, старались не упустить ничего из того, что говорилось вокруг. В этом избранном собрании, разумеется, не обошлось без участия боярыни Кандакии. Ее огромные глаза, брови дугой, нарумяненные щеки привлекали взоры многих мужчин — и эти восхищенные взоры доставляли ей немалое удовольствие. Не меньше радовали ее и косые взгляды других боярынь, известных своей красотой и надменностью.
«Благословенна жена, делающая честь мужу», — размышлял про себя второй казначей Кристя Черный. Все поглядывают на Кандакию, зная, что она жена такого видного мужчины, как он; вот проведать бы еще, как распределены места за трапезой, как рассадят бояр и с какого места будет смотреть на них царственный жених. А уж коли государь в такой радостный час заметит казначея Кристю, не может того быть, чтобы он не вспомнил об усердии и уме такого всеведущего боярина. И опять же, если узрит государь прославленную красоту боярыни Кандакии, то непременно вспомнит про ее супруга. Только вот неизвестно, как распорядился на этот счет великий логофэт Тома. Говорят, часть пирующих будет веселиться в городском княжьем дворце. А государь покажется только иноземным гостям со своей царевной — и то ненадолго. Новобрачные скушают по яичку, выпьют по глотку вина. И в это время все гости поднимут кубки в их честь. Затем господарь отправится в крепость, где будет накрыт другой свадебный стол для его теток — княгини Кэтэлины и княгини Кяжны, княгини Анны, дяди и двоюродного брата господаря — хотинских пыркэлабов, для свата Биртока и князя Басараба да еще немногих родичей Штефана.
Если великий логофэт именно так распорядился, то порядок этот никуда не годится.
— Ну как, нравится тебе княжья свадьба? — спросил его кто-то на ухо.
Кристя вздрогнул и повернул голову. Рядом, улыбаясь, стоял Ионуц в пышном дворянском наряде.
— Нравится, — ответил казначей. — Хотелось бы только узнать, как расположены места за свадебным столом.
— Расположены они, как всегда в таких случаях, — ответил Маленький Ждер. — Посаженый отец и мать, новобрачные, послы венценосцев и высокородные сановники сидят отдельно по порядку, указанному самим господарем.
— Ты так думаешь, Ионуц?
— Я точно знаю.
— И государь не собирается уезжать в крепость?
— Нет, он уедет.
— Что же нам, прочим боярам, делать в такой день?
— Есть и пить, каждому за столом, где ему указано, — именитым боярам отдельно, именитым боярыням отдельно.
— Одно время слышно было, что государь заведет новые порядки при дворе — и женщины будут сидеть вместе со своими мужьями, как заведено в Буде и Кракове. И еще говорили, что после свадьбы государь привезет немецких и ляшских музыкантов.
— Насколько мне ведомо, государь привезет еще воинов. Что же до музыкантов, то, думаю, обойдется и без них.
Боярыня Кандакия приятно улыбнулась своему деверю Ионуцу. Она слышала его последние слова.
— А как же мы? — вздохнула она, когда все выходили, толпясь, в одну из дверей храма.
— О ком речь, невестушка?
— О нас, боярынях. О старых я уже не говорю. Они успели повеселиться при дворах прежних князей. Я говорю о нас, молодых, и о боярышнях. Хотя боярышни тоже еще успеют взять свое в годы княжения Алексэндрела-водэ и других. Я говорю о нас, тех, кому суждено расцветать в этот час.
— Будем терпеть и надеяться, невестушка.
— До каких же пор терпеть?
— До тех пор, пока господарь не закончит своих ратных дел.
— Опять ратные дела! Князья только о них и помышляют. Хоть бы спросил нас, боярынь. Или вот эту девицу, что проходит мимо нас.
— Это дочь боярина Яцко, милая невестушка.
— Она? А ведь прав деверь Ионуц, — повернулась она с нежной улыбкой к казначею. — Я ее едва узнала. Девушка как будто еще больше отощала и подурнела.
Ионуц развеселился.
— Гляди, невестушка, как бы не услышал постельничий Симион.
— Да может ли это быть? Неужто не прошла унего эта блажь? Ох-ох-ох! Я-то ведь знала, что братец слаб духом, что любая пришлая бабенка может завлечь его, как завлекла однажды гречанка, из-за которой он просто затворником сделался. А теперь только призвал его государь ко двору, он сразу и подставил шею под другое ярмо. Права маманя, когда оплакивает его. А возможно, другие слухи тоже подтвердятся…