Братья Ждер
Шрифт:
— Сколько у тебя волов?
— Три гурта по пятьдесят голов. А к Михайлову дню я должен послать еще столько же.
— Тех покамест оставим. А эти три гурта изволь отдать в руки Ионуца. Не я повелеваю, а государь. И еще выложи на стол деньги на содержание ратников.
— Каких еще ратников?
— Тех, что будут гнать гурты.
— Я же говорил тебе, что у меня свои люди.
— А я говорю тебе, что у господаря свои ратники. И эти ратники, переодевшись в обычное платье, отправятся тремя дорогами в ляшские пределы, держа путь во Львов. И да будет тебе известно, честной боярин, что теперь немало и других ратников и купцов начнут разъезжать по Покутью и Подолии, дознаваясь и расспрашивая о том, о сем.
— Теперь я понял, — покорился Яцко. — Пусть приезжает Ионуц Черный и берет гурты. Вот насчет денег труднее. Я ведь не могу встать, чтобы отпереть сундук. Как же быть, если мне нельзя встать? — начал жаловаться боярин. — Не могу дать денег, и все тут! Что же делать? Что делать? Вот опять заболела нога.
В это время вернулась боярыня Анка, так же торопливо, как и ушла. Она несла на подносе три чаши.
— Верно говорил отец Стратоник, — сказала она, осторожно поставив поднос у изголовья больного. — На дворе уже спешился Ионуц Ждер. Погодите, пока он войдет. Должно быть, привез приказы господаря. А насчет сундука не печалься, муженек, — лукаво рассмеялась она, — знай себе выздоравливай, а уж сундук я и сама сумею открыть.
Раздались торопливые четкие шаги Маленького Ждера и звон шпор. Дверь открылась. Боярин при всем своем беспокойстве изобразил на лицо великую радость.
— Слава всевышнему! — весело крикнул он.
— Во веки веков аминь, — ответил монах.
Ждер склонил голову.
— Я привез поклон от государя и приказ.
— Благодарствуем, — вздохнул боярин. — Послушаем приказ.
— Прибыл я с тридцатью служителями, — пояснил Ионуц. — Мы должны немедля отправиться к Прутскому броду у Симионешть, с твоими гуртами, боярин, ежели они готовы. Коли их тут нет, мы поедем туда, где они находятся. Мы берем их, потому что они нам нужны, и больше мы за них перед тобой не будем в ответе.
Боярин вздохнул, потом застонал, поглаживая рукой покрывало в том месте, где ныла нога.
— И еще, боярин Яцко, изволь приказать, чтобы отпустили мне из твоих камор и кладовых девяносто фунтов копченого сала, и тысячу двести фунтов муки, и десять мехов с брынзой — для прокорма моих людей. И еще положи мне в руку их двухнедельное жалованье — пятнадцать злотых. Не гневайся, не думай, что я прошу лишнего: едут они в чужие края. Также потребуется еще шестьдесят талеров для других расходов, ибо путь наш дальний и нелегкий. Лишь бы дал господь удачи: чтобы вернуть тебе радость, которую мы ищем.
Боярыня Анка истово перекрестилась перед божницей.
— Да поможет вам пречистая дева. Сейчас получите все, что вам требуется.
— Нужно еще что-нибудь? — спросил боярин Яцко, робко поглядывая на гостя.
— Нужно. Когда государь держал совет с преподобным архимандритом, то зашла речь насчет погоды. И послали они меня в святую Нямецкую обитель расспросить моего брата отца Никодима об этом и о других вещах. Велено мне было побеседовать о том же и со старшиной Некифором. Так уж мы привыкли в подобных случаях — действовать сообща. Тем более что в этом опасном дело замешан и брат.
— Какое опасное дело? Я-то думала, что речь идет о нашем дитятке.
— А я о чем твержу? — улыбнулся Ждер боярыне.
Она грозно нахмурила брови, но тут же рассмеялась, показывая все зубы. Боярин со стоном приподнялся на локте и удивленно уставился на них.
— О чем это вы?
— Успокойся, — смеялась барыня. — О твоей дочери…
— Нет, — возразил Ждер, — о погоде. Старшина Некифор и другие старые охотники рассказали, что в этом году олени-рогачи заревели раньше обычного. Журавли улетели еще до воздвижения. Полевые мыши устроили себе норки в заросших кустарником буграх на два вершка выше уровня поля. И селезенки у зарезанных свиней набухли с одного края. Вспомнили старые люди, как было дело в год падения Царьграда — восемнадцать лет назад, и решили, что зима и на этот раз будет ранней. Оттого мы по приказу его милости гетмана Петру положили и свои телеги одежду из толстого домотканого сукна, кожухи и кушмы. А государь напомнил нам о подковах — мы в спешке-то о них позабыли. Так что вели, боярин, кузнецам выковать поскорее сто двадцать подков, по две на каждого коня. Коней у нас шестьдесят, по два на всадника. При первых же заморозках подкуем коней на передние ноги. Это господарь придумал, и мы очень тому подивились. Тогда я и призадумался и прихватил десять пар санных полозьев, за что государь похвалил меня и похлопал по плечу.
Слушая рассказ Ионуца, боярин Яцко Худич радовался и лицо его посветлело. Нашарив под подушкой ключ, он незаметно протянул его супруге. Подхватив ключ, боярыня Анка, прежде чем выйти, подняла по очереди чаши и, пригубив каждую, протянула мужчинам, призывая их выпить за победу господаря.
— И еще одно, — продолжал Ждер, осушив чашу. — Полистал отец Никодим — мой брат — книгу зодиака, и сказано в ней то же самое, что говорил преподобный Амфилохие. — Вот и выходит, что наш тимишский дьяк ничего не знает. Сказано в той книге, что, если под знаком Солнца, — а оно так и было тридцатого августа, — случится землетрясение в южных краях, то встревожатся венценосцы, что и подтверждается и подтвердится еще в грядущем. А теперь мы под знаком планеты Венеры. И сказано, что «если грянет гром в зодии Рака, — будет великое волнение для одной княжны, а в западной стороне будет мир и холодная погода. И овощи плохо уродятся. И зима придет ранняя и суровая». Что подтверждается и другими знаками, о коих я говорил. Так что же мне передать вашей дочери?
Как только Ждер произнес эти слова, боярыня Анка заплакала в три ручья, ломая руки. Глаза боярина Яцко тоже увлажнились. Но боярыня, не дожидаясь утешений, тут же перестала плакать. Смахнув ладонью росу с лица, она отправилась к слугам передать им самые строгие приказания.
Покончив с денежными расчетами и получив из кладовых все необходимое, Ждер затянул широкий пояс на суконном кафтане, простился с хозяевами, вышел и, кликнув людей, сел на коня. На другом конце двора кузнецы ковали подковы. Слуги сновали по каморам. Главные помощники Ионуца — сыны Кэлимана — играючи бросали в телеги мешки с провиантом. В загонах, где собирали гурты, ревели волы. Когда солнце поднялось к зениту, все было готово. В кибитке Кэлиманов, где и Ждеру было отведено место для отдыха, трижды пропел петух.
— Этого дозорного подарила мне конюшиха, — пояснил Ждер, улыбаясь боярыне Анке. — А запел он не зря: напоминает, что медлить нельзя, ибо скоро переменится погода. Могу засвидетельствовать, что нет более мудрой науки на свете, чем та, что содержится в книгах преподобного Амфилохие и отца Никодима. Два года я мучился, но так и не осилил эту науку. А вот речь матушкиного петухи дается мне легко.
Обоз двинулся в путь. Боярин Яцко Худич, приподнявшись на локте, видел в окно, как вскочили на коней Ждер и его люди. Затем, когда отодвинули засовы на воротах загонов, часть служителей, размахивая бичами, с гиком погнала в ту сторону коней. Быки с ревом и мычанием двинулись по дороге. Ждер помчался вперед, подскакивая в седле. Затем облако пыли скрыло все от глаз боярина. — Никакие волки не в силах нанести сразу такой урон, — подумал боярин, зарываясь затылком в пуховую подушку. А за этими расходами последуют еще другие, и так без конца. Вот к чему приводят увлечения молодости! Ведь только в молодые годы женится люди. Позднее они таких глупостей уже не делают. Сколько денег, скота, сколько мешков с мукой пропадает ни за что ни про что.
— Горе, горе! А где награда за все это? Я даже не знаю, вернут ли мне мое дитя…
— Честной боярин, — утешил его с ухмылкой отец Стратоник. — Нас, горемычных, награда ждет не на этом свете. Награда твоя будет в ином мире, в Судный день. Тогда ты все получишь обратно — и деньги, и быков, и сало. Так что жди и радуйся!
Между тем гурты медленно двигались на север в облаках пыли, поднимаясь из Серетской долины по отлогому косогору. Впереди ехали телеги с провиантом и одеждой. Под поклажей в соломе было спрятано оружие. Рядом с передней телегой ехал Ждер, обдумывая все, что предстояло делать, согласно полученным приказам. Не по душе ему оказалась служба гуртовщика, его раздражало и то, что обоз ползет как черепаха. Он был подобен горячему коню, который грыз от нетерпения удила. Но что поделаешь. Приходилось ждать, хотя он сомневался, что при подобной медлительности выйдет толк из этого путешествия.