Братья Ждер
Шрифт:
— Что слышно в Тимише? — приветливо спросил он.
И, не дожидаясь ответа, повернулся к хозяину, чтобы сообщить ему долгожданную весть.
— Почтенный конюший Маноле, — сказал он, — дошла до меня весть о том, что сегодня прибудет твое лекарство.
Боярыня Илисафта встрепенулась.
— Что за лекарство?
— Лекарство для почтенного конюшего, — ухмыльнулся старшина. — От боли в пояснице.
Конюшиха несказанно удивилась.
— Что за лекарство? Кто его привезет?
—
Боярыня Илисафта много слыхала на своем веку, но с подобного рода загадками не встречалась и потому недоуменно посмотрела на гостя.
— Честной старшина, — тревожно и торопливо сказала она, — что ты мне загадки загадываешь?
— Нет, это не загадка. Лекарство ты сама увидишь и обрадуешься, — весело сказал Некифор. — А больше я ничего не могу добавить, конюший Маноле приказывает, чтобы я был нем, как могила.
— Все вы доподлинно знаете и прекрасно понимаете друг друга, — вспылила хозяйка. — А я живу здесь как отшельница, молчу и ничего не ведаю. Зато уж вам, мужчинам, обо всем известно, и обо всем вы говорите. Быть может, старшина Некифор, тебе что-нибудь известно и об Ионуце? Не слыхал ли ты, что мы собираемся женить его?
— Чур тебя, нечистая сила! Я полагаю, боярыня Илисафта, что такой парень, как Ионуц, может еще повременить, пока идут войны, а потом уж он и женится, коли захочет.
— Дело не в охоте, старшина. Женитьба — долг христианина.
— Так-то так, боярыня Илисафта, но скажу я тебе — в таких делах что скоро, то не споро, а долго разбирать — век женатому не бывать. Вот в чем загвоздка.
— Почему ты так говоришь, старшина? — напустилась на него Илисафта. — Конюший, что ли, подает тебе знаки?
— Подает, — смиренно ответил Некифор Кэлиман, — подает. Если он мне знаки подает, то зачем мне скрывать. Ты, боярыня, как я понимаю, хочешь одного, а его милость хочет другого. Один тянет в одну сторону, другой — в другую, а парнишка — ни с места.
— Он уже не парнишка, старшина, а мужчина.
— Кто мужчина? Ионуц? Новая напасть, люди добрые. Чур тебя, нечистая сила!
Конюший развеселился. Невольная улыбка тронула и губы Илисафты. На груше хрипло закуковала старая кукушка.
— Ты слышишь ее, конюший? — спросила Илисафта.
— Слышу, Илисафта… — вздохнул Маноле Черный. — И еще вижу я, что сюда идет бабка Кира и с нею какая-то женщина. Должно быть, она нуждается в вашей помощи или совете, дорогая Илисафта.
— Так пусть наберется смелости и подойдет сюда… — решительно заявила Илисафта. — Я ведь занята разговором с вами и не могу теперь покинуть вас.
— Да, это я, дорогая крестная. Вижу, что не забыли меня, вспомнили мое имя.
— Не забыла, не забыла. Скажи, что за беда приключилась у тебя?
Женщина в домотканой шерстяной юбке и вышитой сорочке была еще молода. При виде бородатых бояр, сидевших на крыльцо, она пришла в смущение, прикрыла рот рукою. Да и как не смутиться бедной простолюдинке, жене батрака? Но ее привели сюда страдания измученного сердца, она искала совета и участия там, где надеялась их найти: от боярыни Илисафты никто еще не уходил неутешенным. Не было в тех краях души добрее, чем супруга конюшего.
— Не робей, Кэлина, я дозволяю тебе говорить.
Однако женщина молчала.
— Тебя обижает Георгиеш Алистар? Бьет тебя?
— Нет, милостивая крестная.
— Он не дает тебе того, в чем ты нуждаешься?
Женщина плотнее сжала губы.
— Может, начал похаживать на сторону?
Из глаз Калины вдруг брызнули слезы, но она не произнесла ни единого слова, не издала ни единого звука. Только в смущении склонила голову к плечу. Конюший и старшина, развалившись в креслах, смотрели на женщин отсутствующим взглядом.
Боярыня Илисафта продолжала допытываться у Кэлины, почему та плачет.
— Может, ты что-нибудь сделала?
— Нет. Я пришла за советом, — с трудом вымолвила женщина. — Говорят, надобно заказать акафист и пойти помолиться святому Онофрею в тот скит, что называется Сихэстрией.
— Верно, — спокойно заметила Илисафта, как бы припоминая что-то. — Верно, есть такой скит — Сихэстрия, и в нем находится икона святого Онофрея. Но я не советую тебе, дочка, молиться мужчине, каким бы святым он ни был. Ворон ворону глаз не выклюет; да будет тебе это известно. Направься-ка ты лучше со своим горем в Нямцу, помолись чудотворной иконе божьей матери.
Женщина тяжело вздохнула, отвесила низкий поклон и еще раз истово приложилась к руке Илисафты. Затем повернулась к бабке Кире, которая торопливым шепотом повторила совет Илисафты, и обе пошли на кухню.
Боярыне Илисафте не оставалось времени порадоваться своей победе. Она лишь удостоила мимолетным взглядом своих противников — конюшего и старшину — и вышла навстречу отцу Драгомиру, степенно вышагивавшему по двору в сопровождении дьячка Памфила.
Еще больше удивилась Илисафта, когда услышала, как дьячок, поздоровавшись и усевшись рядом со старшиной, повторил ему те же странные слова: