Братья Ждер
Шрифт:
— Что это за птица? — спросил юноша.
— Какая птица? — очнулся старый конюший.
Птица исчезла в лесу, как призрак. Ионуц попытался описать ее, старик пожал плечами.
— Кто знает! Случается иногда, пролетают одинокие птицы. Быть может, затерялась в бурю, а теперь ищет дорогу домой.
— Мне показалось, что она ждет свою подругу, — продолжал, улыбаясь, юноша. — Матушка сказала бы, что это знаменье для меня.
— Может быть, Ионуц, это и есть знаменье; но если птица одинока, то этот знак мне больше по душе.
— Что мне сказать, батюшка? Матушка все твердит, будто ты хочешь, чтобы я поскорее женился.
— Так она тебе и сказала?
— Так и сказала.
— И ты ей поверил?
— Нет, батюшка, я знаю, чему верить и чему не верить.
Старик одобрительно кивнул головой:
— Вижу, что могу надеяться на тебя. По правде говоря, уж ежели боярыня Илисафта что-либо задумает, ничто не может стать ей помехой. Подобно тому как вода долбит камень, так долбит и боярыня Илисафта. Но пока она долбят, время идет. И тебе не надо забывать, что ты молод. Один отец, одна мать у человека, а баб на свете сколько угодно.
Младшему Ждеру захотелось развеселить старика.
— Да ведь матушке больше хочется иметь невестку для себя, нежели жену для меня.
— Вот именно, парень. Вижу я, что ты вошел в разум и начал больше понимать. Вот так и с Визиром. Сначала он был сосунком, потом стал стригуном, потом трехлетком, а теперь — конь в самой силе. Я считал тебя ребенком, теперь вижу, ты уже мужчина. А ей, человече, нужна невестка, чтобы судачить обо всем на свете!
Старик горделиво поднял голову и довольным взглядом окинул Ионуца, пытаясь разглядеть в этом юноше самого себя — каким он был в далекие молодые годы. Он вплотную подъехал к сыну, обнял его за плечи и прижал к себе, потом торопливо огляделся вокруг — не заметил ли кто этой слабости, столь редкой у старого конюшего. Но на них глядели только цветы, посылая им тысячи радостных взоров и тысячи улыбок.
— Послушай, Ионуц, — доверительно и ласково начал старик, — ты каждый день бываешь в доме Симиона и, надо полагать, заметил, какой там царит мир и покой. Поезжай и взгляни, как живут другие твои братья, которые поспешили исполнить желание боярыни Илисафты, но радости ей так и не доставили. Ибо хочет она, чтобы невестки были у нее в подчинении, так же, как все мы во власти господаря. Если ты желаешь услышать от меня совет, то скажу, не заглядывая в Месяцеслов дьячка Памфила, что жить в доме с бабой — тяжелое дело и тяжкая работа. На такого рода дело мужчина должен решиться смолоду, а позже на это идти труднее.
Ионуц молчал. Старик наблюдал за ним краешком глаза.
— Что ты на это скажешь, какие у тебя намерения?
— А что я могу сказать, батюшка? Я думаю, что в жизни человека лишь однажды бывает весна.
— Эхе! Если ты так говоришь, парень, если так эти дела понимаешь, то я окончательно убеждаюсь в том, что ты уже настоящий мужчина и что у тебя есть голова на плечах. Эх, где моя весна! Была она, да ушла навсегда!
Конюший Маноле устремил взгляд вдаль, в бесконечные степи, где виделись ему в волнах нагретого воздуха призрачные тени прошлого. Оттуда, из Нижней Молдовы, повеяло на него воспоминание о юношеской любви и бодрило его радостью даже теперь, в эту весну, когда все вокруг уже стало для него бесплодным и сухим.
Он еще раз прижал Ионуца к плечу. Потом тяжко вздохнул, словно отстранил растрогавшее его воспоминание, и снова с достоинством выпрямился в седле.
Ионуц подождал, пока он совсем успокоится.
— Батюшка, — произнес он тогда, — вот ты говоришь о боярине Илисафте, жалуешься и осуждаешь ее. Однако же для меня она была родной матерью: ведь все радости и ласку япознал от нее. Как же мне не быть ей благодарным. Отзываться о ней я могу только добрыми словами.
— Ты прав, парень, — вздохнул конюший. — Порою случается, что у молодых больше разума, чем у стариков.
— Разум этот, батюшка, от тебя же, как и сказано в «Александрии».
Сердце конюшего совсем смягчилось, ибо старик понял, что младший сын знает тайну, которую он хотел открыть лишь в свой смертный час. Нынче от детей ничего не скроешь. Старик хотел было в третий раз обнять Ионуца, но сдержался, как и подобает сильному мужчине, каким он себя еще считал.
Однако Ионуц понял его и на этот раз. Он нагнулся, поцеловал руку старика, которой тот упирался в бок, потом выпрямился и горделиво откинулся в седле. Они пустили лошадей рысью и некоторое время ехали молча.
— Батюшка, — сказал наконец Маленький Ждер, — прежде чем мы поднимемся к конному заводу и подъедем к дому Симиона, хочу сказать тебе, что я внимал всем твоим советам и наставлениям. Я бывал не раз во Львове, у Дэмиана, и убедился, что моя невестка сущая наседка, и Дэмиан под ее крылышком чувствует себя точно птенец. Она так его обихаживает, так о нем заботится, что просто диву даешься.
— Хм, — пробормотал старик Маноле, — видно, ей пришлось хлебнуть немало горя с первым мужем.
— Она говорит, что это неверно; своего первого супруга она оплакивала — это все видели. Хотя оно, пожалуй, и было так, как ты говоришь. А впрочем, возможно тут и другое: боится потерять и второго мужа, вот и дрожит над ним, как над сокровищем.
— Хо-хо! Я и раньше говорил Илисафте, что ты хитер, как купец на ярмарке. Этак ты и меня перехитришь.
— Этот товар, батюшка, я не продаю. Часто я видел и Кристю, и боярыню Кандакию. Она считает, что нет на свете молодца более пригожего и отважного, чем братец Кристя. Кристя же на солнце еще может очи поднять, а вот на Кандакию — нет. И уж коль скоро они так без меры счастливы друг другом, то это опасный пример. Ежели ему последовать, то мне еще до утренней зари надобно жениться. А у меня на это времени нет. Однако замечаю я, что недавно к конюшне проехали два всадника.
— Хм! — снова пробурчал старик. — Многое ты понимаешь и правильно обо всем судишь, мне по душе слова твои. Я также приметил свежие следы на тропинке. Но все ли ты понял? Старые конюшие умеют лучше молодых читать конские следы.
— Боюсь, что это гонцы по мою душу.
— Ого! Ты и это угадал?
— Угадал, батюшка, ведь это следы подкованных господаревых коней. Наши рэзеши, что несут ратную службу, не подковывают своих лошадей. Стало быть, проехали люди более высокого звания. А людей высокого звания, которые прибывают прямо от господаря, я начал опасаться.