Брайтон-Бич опера
Шрифт:
— А ты как выглядишь?
— Высокий. Волосы тёмные. Глаза карие. Спортом занимаюсь. А ты?
— А я спортом ие занимаюсь.
— Я не об этом. Как ты выглядишь?
— Как девушка.
— Это уже хорошю. У тебя есть фотка?
— Есть. А у тебя?
— Тоже есть. Давай посмотрим друг на друга.
— Зачем?
— Ни за чем. Просто так.
— Ну давай. Только ты первый присылай. А я тебе отвечу.
— Куда присылать-то?
— Dasha_Z@aol.com.
— Хорошо. Сейчас пришлю. Не уходи.
Странный парень. Настырный такой. Правда, ей всегда именно такие и нравились. Ладно,
Проходит несколько минут, и в окошечке появляется новая фраза:
— Проверь почту.
Практически одновременно с этим компьютер противным голосом говорит ей: «You got mail». Действительно, пришло письмо. С обратным адресом Serega@hotmail.com. Она открывает его и нажимает на кнопку «Downloads», чтобы скачать фотографию. На это уходит минуты две, в течение которых экран заполняется изображением симпатичного молодого человека. Правда, высокий вроде. И волосы тёмные. И глаза карие.
— Получила? — появляется в окошечке ICQ.
— Да.
— Hy u как?
— Not bad.
— Свою пошлёшь?
— А зачем?
— Ты же обещала.
— Ну ладно. Подожди.
Фотографий у неё много. Родители цифровой фотоаппарат, как приехали, сразу вместе с компьютером купили. Правда, они им пользоваться не умеют. Но зато Грег обожает её фотографировать. Какую послать? Надо такую, чтобы с самого начала никаких иллюзий не было.
Она нажимает на кнопку «Reply» и присоединяет к письму тот снимок, где они с Грегом на праздновании пятилетия «Эдема» запечатлены. Это кто-то из друзей делал. Не очень хорошо вышло, но всё равно другой вместе с ним у неё нет.
«Зачем я это делаю? — думает она. — Может, нажать на «Cancel», пока не поздно?».
Нет, уже поздно. Письмо отправлено. Ответ в окошечке появляется через минуту.
— Ты очень красивая. У тебя правда волосы такие чёрные или красишь?
— Нет, не крашу.
— А причёску всегда такую взрослую носишь?
— Что ты имеешь в виду?
— Ну, такую старомодную немного. Высокую. С локонами.
— Сам ты старомодный. Так теперь все носят. У кого волосы длинные, конечно.
— А глаза у тебя какого цвета? На фотке не очень видно.
— Серые.
— А вот то, какие ресницы пушистые и длинные, очень хорошо видно.
— :), — печатает Даша общепринятый на Интернете знак, обозначающий улыбку. — А что ещё видно?
— Видно, что ты не такая, как все. Необычная.
— В каком смысле?
— Во всех. Видно, что в тебе загадка есть, которую никто ещё не смог разгадать.
— Это у тебя стандартная pickup line такая? И что, работает?
— Нет, не pickup line. Я серьёзно.
— И я тоже.
— А кто это рядом с тобой? Брат, я надеюсь.
— Нет, жених.
— Жалко. Ты его любишь?
— Тебе не кажется, что ты задаешь слишком личные вопросы?
— Значит, не любишь.
— С чего ты взял?
— Догадался. А что ты любишь?
— Музыку люблю.
— Какую?
— Разную. А ты?
— И я тоже разную. Рок люблю.
— Русский или американский?
— Русский. А ты, наверное, кого-нибудь вроде Билли Холлидей предпочитаешь.
— Это вопрос? Ты вопросительного знака в конце фразы не поставил.
— Нет, не вопрос. Потому и не поставил.
— А как ты догадался?
— Вот так. «Good morning, heartache» — знаешь такую песню?
— Да.
— А ты любила когда-нибудь?
— Ты опять личные вопросы задаешь?
— Ты права. Глупый вопрос. Конечно, любила. А где он сейчас?
— Кто?
— Тот, которого ты любила?
— Я моего жениха люблю.
— :)
— Что здесь смешного?
— Ничего. Просто не верю.
— Почему?
— Потому.
— Ну и как хочешь.
— Знаешь, Даша, — появляется в окошечке после некоторого перерыва, — я тебя очень давно искал. Очень давно. И это хорошо, что я тебя нашел, как ты считаешь?
— Никак не считаю. У меня в школе по арифметике «тройка» была. А почему это хорошо?
— Я думаю, что смогу разгадать твою загадку.
Пока Даша думает, что ответить, в окошечке возникает новая фраза:
— Я тебе напишу ещё. Не бойся ничего.
— А чего я должна бояться? — начинает печатать Даша, но окошко показывает, что её собеседник уже вышел из ICQ.
Даша откидывается на спинку кресла и резким движением выключает компьютер.
НАЗАД — В ШКОЛУ
— Апчхи, — говорит Алик. — Апчхи, апчхи, апчхи.
Это его реакция на моё сообщение о том, что в связи с воцарившейся безработицей я решил вернуться к моей основной специальности и устроиться в школу учителем. Собственно говоря, специальность эту я выбрал когда-то в молодости по чистому недоразумению, так как детей не выношу и боюсь с детства, да и диплома об окончании МГПИ имени Ленина я тоже, признаться, не получил, поскольку выгнали меня оттуда за безобразное поведение и тотальную неуспеваемость, по всем дисциплинам — особенно тем, которые так илн иначе были связаны с педагогикой.
Каплей, переполнившей терпение деканата, была моя практика в пионерском лагере, где я сразу же после завтрака запирался в своей комнате и делал вид, что умер, — сначала до обеда, а потом и до ужина. С порученным мне отрядом я договорился следующим образом: они не выходят за территорию лагеря и регулярно являются на все линейки, а я за это позволяю им целыми днями предаваться их любимому занятию — копошиться в огромной луже, которая находилась у нас прямо за столовой. Подходить к этому главному лагерному аттракциону дирекция категорически запрещала, и поэтому мое разрешение имело особую ценность. Правда, один раз, когда меня вконец уже замучила совесть, я решил вывести детей на природу. Закончилось это плачевно. Стоило нам углубиться в лес, как весь мой отряд, состоявший из мальчиков и девочек лет 12—13, моментально разбежался. Мне удалось поймать только барабанщика, которого я ремнём привязал к какому-то дереву на поляне и заставил изо всех сил колотить палочками на манер виденного мною в раннем детстве зайца из Уголка Дурова. Мои попытки собрать остальных успехом не увенчались. Пойманных я отводил к барабанщику, но, как только я уходил на поиски оставшихся, найденные ранее тут же снова бросались врассыпную. Так бы и поели нас всех серые волки, если бы дети сами не вернулись на звук барабана ближе к вечеру. Проголодались, наверное. Больше я таких попыток не предпринимал, и весь мой педагогический опыт этим казусом так и ограничился. Вирочем, всё это совершенно отдельная история, и Алику я её рассказывать не собираюсь.