Бриджертоны: Вторые эпилоги

Куин Джулия

– Что-то не так, – резко и испуганно произнес Грегори. – Где доктор Джарвис?

– Ушел. Его вызвали к другой роженице… к жене стряпчего.

Люси силилась открыть глаза, желая увидеть лицо мужа и заверить его, что с ней все хорошо. Вот только это было не так. Боли она почти не чувствовала, во всяком случае тело ныло не сильнее, чем обычно после родов. Люси не могла описать свои ощущения, просто что-то пошло не так.

– Люси? Люси! – Голос Грегори прорвался сквозь туман. Муж сжал ее руку и потряс.

Люси

хотелось его успокоить, но она словно находилась где-то далеко. И это неприятное ощущение расползалось от живота по ногам до самых кончиков пальцев.

Все не так уж плохо, если не шевелиться. Возможно, сон…

– Что с ней случилось? – требовательно спросил Грегори. Младенцы пронзительно орали за его спиной, но, по крайней мере, розовые малышки извивались, а вот Люси…

– Люси? – Он настойчиво пытался ее дозваться, но в голосе слышался страх. – Люси?

Лицо жены побелело, губы были обескровлены. Она не потеряла сознания, но никак не отзывалась.

– Что с ней?

Повитуха бросилась к изножью кровати, заглянула под покрывала и вскрикнула. Ее лицо стало таким же бледным, как у Люси.

Грегори опустил глаза и успел заметить алое пятно на простыни.

– Принесите мне еще полотенец, – потребовала женщина, и Грегори повиновался без разговоров.

– Мне нужно еще. Давайте, поспешите! – мрачно приказала она, сунув несколько тряпок под бедра роженицы.

– Я принесу, а ты оставайся, – предложила Гиацинта.

Сестра бросилась в коридор, оставив Грегори подле повитухи. Он чувствовал себя беспомощным невеждой. Какой мужчина будет стоять как истукан, пока его жена истекает кровью?

Но он не знал, что еще делать, помимо того, что передавать полотенца повивальщице, которая изо всех сил прижимала их к Люси.

Грегори открыл рот, попытавшись что-то сказать. Кажется, у него даже получилось выдавить слово. Возможно. Скорее даже звук, ужасный стон страха, рвущийся из глубины души.

– Где же полотенца? – спросила повитуха.

Грегори кивнул и выбежал в коридор, чувствуя облегчение от полученного задания.

– Гиацинта! Гиа…

Люси закричала.

– О боже! – Грегори пошатнулся и уцепился за дверной косяк.

Дело было не в крови – ее он не боялся, – а в крике. Грегори даже не подозревал, что подобный вопль способно издать человеческое существо.

– Что вы с ней творите? – спросил он дрожащим голосом, отрываясь от косяка. Смотреть было тяжко, а слушать и подавно, но, возможно, ему следует подержать жену за руку.

– Я массирую ее живот, – проворчала повивальщица, с силой нажимая и стискивая.

Люси еще раз закричала и едва не сломала Грегори пальцы.

– Не думаю, что это хорошая мысль. Вы выдавливаете из нее кровь, ей нельзя терять…

– Доверьтесь мне, я уже видела подобное бессчетное множество раз, – отрывисто произнесла повитуха.

У несчастного супруга на языке вертелся вопрос: «Выжили ли те пациентки?» – но он ничего не сказал. Повитуха слишком уж помрачнела, ему не хотелось знать ответ.

Теперь Люси уже просто стонала, но отчего-то так стало еще хуже. Она дышала часто и неглубоко, зажмурившись от боли из-за грубых прикосновений.

– Остановите ее, умоляю, – захныкала бедняжка.

Грегори с тревогой посмотрел на повивальщицу, которая теперь орудовала обеими руками: одной сверху…

– О господи! – Он отвернулся, не в силах наблюдать за ее манипуляциями, и попытался увещевать жену: – Позволь ей помочь тебе.

– Я принесла полотенца! – Гиацинта вбежала в спальню, застыла, глядя на Люси, и произнесла дрогнувшим голосом: – О боже мой! Грегори?

– Заткнись!

Он не хотел ни слышать сестру, ни говорить с ней, ни отвечать на ее вопрос. Он не знал! Боже милостивый, разве Гиацинта не видит, что он понятия не имеет, что происходит?

И заставить его признаться в этом вслух – худшая из пыток.

– Больно! Мне больно, – прорыдала Люси.

– Знаю, знаю. Если бы я мог взять твои муки на себя, то так бы и сделал, клянусь.

Грегори стиснул ладонь жены обеими руками, пытаясь передать ей свои силы. Ее хватка слабела, напрягаясь, лишь когда повитуха массировала особо энергично.

И тут пальцы Люси разжались.

Грегори перестал дышать и с ужасом посмотрел на повитуху, которая все еще стояла у кровати и с мрачной решимостью продолжала свои манипуляции. Та вдруг остановилась, прищурилась и отступила, но ничего не сказала.

Гиацинта застыла, все еще держа в руках полотенца.

– Что… что… – Сестра Грегори говорила так тихо, что даже не смогла закончить предложение.

Повивальщица дотронулась до окровавленной постели рядом с Люси и сообщила:

– Кажется… все.

Грегори взглянул на пугающе неподвижную жену, а потом на повитуху. Он заметил, что женщина дышит свободнее, чего не позволяла себе, пока занималась молодой матерью.

– Что значит «все»? – едва выдавил он.

– Кровотечение прекратилось.

Грегори медленно повернулся к Люси. Что значит «кровотечение прекратилось»? Разве так происходит не всегда?

Почему же повивальщица просто стоит на месте? Разве она не должна что-нибудь делать? И разве он не должен что-нибудь делать? Или Люси…

Грегори снова обратил внимание на повитуху, чувствуя, как в душе нарастает тревога.

– Ваша жена жива, – быстро проговорила та. – По крайней мере, мне так кажется.

– Вам так кажется? – переспросил Грегори погромче.

Повитуха пошатнулась. Она была вся в крови и выглядела измученной, но Грегори было наплевать, даже если она с ног свалится от усталости.