Брызги шампанского
Шрифт:
И вдруг Есюгина показывают как заказного убийцу. Конечно же, Чуфаров должен забеспокоиться, конечно же, он должен почувствовать холодок за своей спиной.
– Алло! Алло! Мне нужен Николай Иванович!
– Слушаю вас.
– Николай Иванович? Здравствуйте! Моя фамилия Чуфаров... Вы меня помните? Я приезжал в лагерь по поводу заключенного Есюгина! Был у вас такой заключенный, помните?
– Я все помню, Эдуард Валентинович.
– О! Меня действительно зовут Эдуард Валентинович.
– Есюгин совершил убийство, – холодно произнес Усошин. – Это ваш заказ?
– Боже! Что вы?! Как вы можете такое подумать!
– Есюгин – ваш человек, – спокойно, но твердо произнес Усошин. – Вы смотрите последние известия?
– Смотрю, – мертвым голосом, чуть слышно ответил Чуфаров.
– И я смотрю. Почему вы решили мне позвонить?
– Это случилось в ваших местах... Кроме вас, мне некому звонить.
– Хорошо, больше некому. А мне с какой целью звоните? Чтобы я подготовил нары для вашего приятеля?
– Олег Есюгин – сын моего друга. Друг погиб. Перед смертью он попросил меня не оставлять парня. Я обещал. Вот и все. Что еще я могу для него сделать?
– Что еще? – переспросил Усошин. – Пожалуй, ничего. Я даже не представляю, что можно сделать для парня... Как он дошел до жизни такой? Что превратило домушника в наемного убийцу? Причем бездарного домушника в бездарного убийцу... Слушаю вас.
– Не знаю, – после долгого молчания проговорил Чуфаров. – Не могу даже себе представить.
– Как он провел лето?
– Мы отдыхали... Вместе.
– Где?
– На море.
– Где?
– В Новороссийске.
– Так, – Усошину потребовалось время, чтобы усвоить услышанное. Новороссийск – это место, которое неизменно цепляло его подозрения. Тем более что именно в Новороссийске их фирма понесла первый урон. Там был застрелен Гущин. «Баллистическая экспертиза. Сопоставить пули», – мелькнула мысль короткая и ясная. Стреляли в обоих случаях в упор. В Новороссийске – когда Гущин открыл ворота и стал под пули, а здесь – когда Горожанинов впустил убийцу в собственный кабинет. Тоже, по сути, открыв к себе доступ. Есть и различия, но кое-что и сходится.
– Как отдохнули? – спросил наконец Усошин.
– Нормально. Купались, пили вино, бродили по городу...
– Все время вместе?
– Нет, это невозможно... Он ведь помоложе меня, другие интересы.
– Какие? – жестко спросил Усошин.
– Ну как... Танцы-шманцы, девушки, ребята...
– Поздние возвращения, необъяснимые отсутствия... Да?
– Было.
– И было кое-что еще, что озадачивало, вселяло тревогу в душу?
– Было, – упавшим голосом ответил Чуфаров.
– Опасные знакомства?
– Не то чтобы опасные... Чреватые, скажем так... Простите... Я хочу спросить... Ведь вы сможете его повидать?
– Да, – резковато ответил Усошин, поскольку повидать Есюгина он собирался и сам, хотя прав на это не имел.
– А я? Я могу его повидать?
– Нет. Хотя передать кое-что... На словах... Можете.
– Спасибо. Скажите ему, что звонили из Новороссийска... Ему передавали привет.
– Мужской привет? Женский?
– Мужской.
– Еще что-нибудь добавили? Слово ласковое? Напоминание о счастливых местах, прекрасных напитках, незабываемых встречах?
– Да нет, ничего этого не было... Просто позвонил какой-то парнишка и сказал, что все между ними остается в силе... Как и договаривались.
– Как зовут парнишку? – спросил Усошин, даже не надеясь на успех, просто так спросил, чтобы убедиться в своем прозрении.
– Не назвался. Слышимость была плохая, видимо, звонил по междугороднему...
– Звонок был до убийства Горожанинова или после?
– После, – голос Чуфарова показался Усошину каким-то смазанным, тот, похоже, сам сознавал важность того, что говорил.
– Значит, разговор с этим парнишкой, как вы его называете, был междугородний? По автомату?
– Нет, сначала возникла телефонистка.
– И о чем это говорит?
– Это говорит о том, что звонил он, скорее всего, из какого-то маленького городка, со станции, из поселка...
– Правильно мыслите, Эдуард Валентинович, – одобрительно произнес Усошин. – Позванивайте. Если у меня будут новости – поделюсь. Но с одним условием – чтобы и вы тоже со мной делились.
– Согласен.
– Этим вы поможете своему подопечному убийце, – он сознательно произнес это слово, взял тон жесткий и даже безжалостный. – Вполне возможно, что вашему Олежке не одному придется нести ответственность.
– Понимаю.
– И тогда его вина, его ответственность, срок, который он получит... Все это может разделиться на двоих... На троих...
– Да-да, я понимаю, о чем вы говорите.
– До скорой встречи в эфире, – попрощался Усошин.
– Всего доброго, Николай Иванович. Передайте Олежке, что я звонил. Хотя бы это можете передать?
– Это могу, – сказал Усошин и положил трубку.
И опять он молча сидел за столом. Выражение лица у Усошина было сонное, слегка недовольное, глаза были полуприкрыты, и, казалось, он просто дремал в ожидании не то совещания, не то какого-то сообщения, не слишком важного, не слишком...
Но состояние Усошина было далеко не сонным. Он чутко прислушивался ко всем звукам, которые доносились до его кабинета из внешнего мира. И он хорошо представлял себе все, что происходит в коридорах здания, за окном, на плацу, в бараках. И лязг ворот услышал, и шум милицейской машины, сдержанные голоса, топот в коридоре. И не сдвинувшись с места, не пошевелив пальцем, уже знал, что Есюгин находится в его владениях, под замком, знал, в какой камере и что делать дальше.
Снова лязгнули ворота, и прощально пророкотал мотор милицейского «газика».