Будни и праздники
Шрифт:
— Командор и не собирается пьянеть!
— Н-не м-гу, — хотя и непослушным языком, но категорически отказался Кузя. — Иди с-сам…
Он тоскливо икнул. Дон-Жуану стало совершенно очевидно: придется идти. Иного выхода нет…
Увидев остановившегося перед ними Дон-Жуана, в каждой руке которого было по наполненному стакану, Командор прервал застольный разговор. Он молча смотрел не пришельца немигающим трезвым взглядом. И, чего никогда не бывало прежде, Дон-Жуан начал теряться — громадный человек в глухом черном костюме вдруг представился статуей, воплотившей непоколебимую уверенность
— Что скажешь, Дон-Жуан? — после паузы осведомился он.
— Вы вспомнили меня, Командор? — криво усмехнулся тот.
— Вспоминать тебя нет нужды, — равнодушно возразил Командор. — Ты постоянно раздражаешь мое зрение, не позволяя забыть о себе… К сожалению, Кармен слишком красива.
Непонятное смущение Дон-Жуана усиливалось, ибо во взгляде Командора не было ничего, что следовало ожидать — ни неприязни, ни тревоги, ни ненависти… Было безразличие. И еще что-то. Но что — Дон-Жуан не мог понять.
— Ну? Слушаю тебя, — выговорил Командор.
— Давайте выпьем! — вызывающе предложил Дон-Жуан.
Он знал, что эта порция может оказаться для него роковой. Но отступать было поздно. Командор коротко кивнул и принял от него стакан.
— Тебе изменяет аккуратность, — бестактно заметил он. — Башмаки в пыли, на манжетах — следы рыбных консервов, шпага не на месте… Пей.
Оскорбленному Дон-Жуану оставалось только схитрить. И он сделал это.
— Первым — вы…
— Я-то выпью, — спокойно заверил Командор. — Но что будет с тобой?
Запрокинув голову, Дон-Жуан с трудом проглотил жидкость. Сразу стало нехорошо… Длинным глотком осушив стакан, Командор выдохнул воздух и сказал:
— Не считай других слабее или глупей себя. Сотри со щеки губную помаду. Можешь передать Кармен — пусть ведет себя приличнее… Все?
И тут Дон-Жуану стало совершенно ясно, что было в глазах Командора кроме безразличия — презрение! Этот Супруг презирал его — Дон-Жуана!
Тошнотворный теплый туман лишал окружающее четкости очертаний, заполнял горло. Дон-Жуана качало…
Командор пренебрежительно отвернулся.
С трудом опустившись на стул, Дон-Жуан неловким движением смахнул лежащую рядом шляпу, которая упала смятым павлиньим пером на пыльный асфальт. Он уронил голову на руки…
Мир завертелся перед закрытыми глазами быстрей и быстрей — он сделал неимоверное усилие, чтобы остановить мучительное кружение, но оно лишь ускорилось… и оторвало Дон-Жуана от столика, шумной суеты свадьбы, от всего этого городка…
…Впившись ладонями в острые края камня, он свешивается над пропастью, пытаясь дотянуться до нежно-белого стебелька эдельвейса, который покачивается на едва заметном уступе, залитом светом утреннего солнца. Неподалеку, верхом на кауром иноходце, в неслышном танце перебирающем тонкими пружинистыми ногами, за Дон-Жуаном с обожанием и страхом следит стройная амазонка. Он напрягается до предела, едва не срываясь в пропасть — и, коснувшись зубами, перекусывает нежный стебель. Выпрямляется… несколько легких шагов… он губами протягивает ей небесно-голубой цветок! И амазонка аплодирует холеными ладошками, восхищенная возлюбленным, который ради ее прихоти рисковал жизнью…
…Могучий бык неестественно раскинул подломившиеся
…При свете медных бра, потому что высокие узкие окна комнаты наглухо задернуты бархатными портьерами, блондинка в строгом брючном костюме поправляет пепельные волосы перед венецианским трюмо…
Женщина, Женщина… Женщина! Даже в пьяном дурмане, во сне, он видел только ее. Супруг в сновидениях отсутствовал.
Но в действительности он существовал. И с этим приходилось считаться…
Проснувшись столь же внезапно, как уснул, Дон-Жуан вперился в угол, где недавно сидели Кармен и Командор. Там никого не было. Народа заметно поубавилось: лишь кое-где за столиками полуобнявшись, а то раскидываясь врозь от смеха, оживленно беседовали люди. Да посреди площадки несколько пар выплясывали твист. Лихорадочно ищущий взгляд Дон-Жуана не обнаружил Кармен ни там, ни здесь…
— Где она?! — почти в панике обратился он к заметно протрезвевшему Кузе, который молча глядел на него, стряхивая сигаретный пепел в блюдечко с колбасой.
— Уволок ее Командор, — ответил моторист, мало сочувствуя волнению собеседника. — Пора, Дон, сваливать и нам. У меня завтра вахта…
— Почему не разбудил?! — простонал Дон-Жуан.
Моторист, лично равнодушный к исчезновению Кармен, сплюнул и отвел от Дон-Жуана глаза: кажется, в нем возникло осознание определенной вины. Искушенный разум Дон-Жуана, почти прояснившийся в результате короткого отдыха, бурно отыскивал выход из создавшегося положения. Упустить почти завоеванную Женщину было не в его правилах!.. Но ничего путного на ум не приходило.
— Черт побери! Кто знает — где ее искать?!
— Я! — неожиданно признался Кузя.
— И молчишь? — воспрянул Дон-Жуан. — О, Санта Мария! Кузя, веди! Времени терять нельзя…
Простецкий лик моториста отобразил явную борьбу между опасением перед начальством и уважением к бывшему коллеге, ходившему на сейнере в штормягах Тихого океана. Победило второе.
— Пошли, — коротко согласился он.
Прошагав несколько сотен метров по шоссе, Дон-Жуан со спутником свернули влево. Перепрыгивая через пересохший арык, Дон-Жуан упал. Верный Кузя помог ему подняться. Вытоптанной тропой они шли через степь. Шпага, отстегнувшись от перевязи, била Дон-Жуана по ногам. Приглушенный расстоянием, со стороны покинутой площадки еле слышно пульсировал вальс, подобный дыханию затихающей ночи. Порывы похолодавшего ветра несли сухой аромат выгоревших за лето трав…