Будни и праздники

Слащинин Юрий Иванович

Впереди показались одноэтажные коттеджи. Остановившись возле одного из них, Кузя указал пальцем:

— Здесь. Ихний дом.

Входная дверь была приоткрыта — из-под нее выбивалась полоска света.

— Идем! — сказал Дон-Жуан, снимая помятую шляпу.

— Не-ет! — безоговорочно воспротивился его непродолжительный друг Кузя. — Я не могу. И тебе не советую. А вообще, как хочешь.

Круто развернувшись, моторист сгинул в ночи, как в вечности — навсегда. А Дон-Жуан решительно шагнул в дом…

В квадратный

коридор выходили четыре двери — по две с каждой стороны. Он потянул ручку первой, что слева. Темная комната была пуста. Дон-Жуан осторожно открыл дверь следующей… и замер. Освещенные розовым ночником, на широкой кровати, укрывшись шерстяным одеялом, спали рядышком Кармен и Командор: она лежала с края, он — лицом к стене. Дон-Жуан отметил — одежда Кармен разбросана в беспорядке, в то время как Командора аккуратно сложена. Его огромный меч в кованых ножнах висел на стене рядом с уникальным охотничьим ружьем фирмы «Льеж».

Помедлив несколько мгновений, Дон-Жуан опустился на одно колено у края постели. Почти у его глаз белело прекрасное лицо Женщины — черные крылышки ее закрытых век чуть трепетали, припухлые губы со следами кармина будто ждали поцелуя. Приподняв шляпу, во время свадебных перипетий потерявшую законченность формы, Дон-Жуан несколько раз провел кончиком павлиньего пера по обнаженному плечу Кармен, приоткрытому сбившимся одеялом. Кармен вздрогнула и приподнялась.

— Дон-Жуан?! — шепотом вскричала она. — Безумец! Да знаешь ли ты, что гибель ждет того, кто навлечет гнев Командора? Уйди, заклинаю тебя!

— И не подумаю, — страстно, но так же почти беззвучно, возразил Дон-Жуан. — Ты будешь моей! А если нет — лучше смерть от кого угодно… Хотя бы и твоего Командора!

О, пророческие слова, которым вскоре суждено сбыться!

— Впрочем, и я не лыком шит, — добавил он, многозначительно коснувшись эфеса шпаги, алый бант на которой остался едва ли не единственным свидетельством его былого внешнего лоска.

— Этого еще не хватало! — одними губами ахнула Кармен, пряча в подушку побледневшее лицо.

Дон-Жуан немедленно попытался обнять ее, но Кармен проворно освободилась. Затормошив Командора, она громко сообщила ему с наигранным оживлением, как о чем-то, якобы чрезвычайно приятном:

— Посмотри, кто к нам пришел!

Командор, словно и не спал, медленно повернулся к Дон-Жуану.

— Ты появился снова? — раздельно произнес он, не отрывая от гостя пристального взгляда. — Забавно.

— Прошу прощения за поздний визит, — нашелся Дон-Жуан. — Но иного выхода у меня не было — этот городишко, как видно, не отличается гостеприимством. Все бросили меня. Дабы найти ночлег, пришлось идти к вам. Как-никак, мы немного знакомы?

Командор выслушал его с непроницаемым лицом.

— Действительно, положение твое достойно жалости, — произнес он, когда Дон-Жуан умолк. — Но это ни в коей степени не оправдывает

невоспитанность… Да, в наших краях не найдешь чайного домика, каковые имеются в Гонконге. Не обретаются у нас и толедские потаскушки, что тебе всегда было по нраву. Ты неисправим.

Дон-Жуан бросил ладонь на рукоять шпаги.

— Если вам угодно сатисфакцию, Командор, я к вашим услугам! — стараясь сохранить неумолимо испаряющееся собственное достоинство, проговорил он.

Командор нетерпеливо отмахнулся.

— Мне угодно, чтобы ты вышел за дверь — Кармен должна одеться… Когда уезжаешь?

— Завтра. То есть уже сегодня. Чуть свет.

— Очень хорошо… Кармен, постели ему.

Вслед за нею Дон-Жуан прошел в комнату, дверь которой открывал первой. Здесь также стояла кровать. Когда Кармен начала расстилать ее, Дон-Жуан опять обнял Женщину — но понуждал его на то уже не любовный пыл, а последняя попытка остаться самим собой. Кармен решительно разомкнула объятие.

— Дон-Жуан, не сходи с ума! — прошелестел ее прерывающийся, однако непреклонный голос. — Прощай… Или, если хочешь, до свиданья…

С этими словами она оттолкнула Дон-Жуана.

Он упал на постель. И заснул.

Разбудил его Командор, бесцеремонно ткнув огромным пальцем в грудь.

— Тебе пора, — неласково сообщил он.

На земле еще лежала ночь: лишь на востоке темнота как бы истончала, переходя в дымчато-серый цвет. Над степью сверкали по-осеннему мелкие звезды, похожие на проколы в темном небе, сделанные до синевы раскаленной иглой. Дон-Жуану было холодно — то ли от предрассветной свежести, то ли из-за той болотной слякоти, которая обволакивала душу…

Мысли путались. Первый раз в жизни Супруг не вызвал его на дуэль, не навлек на его голову негодование общества, не опасался и не боролся с ним! «А ведь Командор мог просто ухлопать меня как наглого воришку, ночью забравшегося в дом! И даже уголовный кодекс оправдал бы это…» — мелькнуло у Дон-Жуана.

За весь путь они не обмолвились ни словом. Дон-Жуан едва поспевал за исполинской поступью Командора, стараясь не отстать от его спины. Наконец, тот остановился.

— Туда, — вымолвил он, указывая рукой в сторону маленьких самолетов, силуэты которых вычерчивались на заметно посветлевшем небе.

И, развернувшись, двинулся обратно. Каждый его шаг громом раскатывался по степи. Это громыхание не утихло и тогда, когда Командор скрылся вдали…

А у ног Дон-Жуана разверзлась преисподняя. Он обрушился в нее с беззвучным криком, исторгнутым омерзением к тому, что до этого делал и к чему стремился. Он летел вниз, сброшенный пинком унижения, ударяясь о ранящие края гадких воспоминаний. Он падал и падал — дна у бездны отвращения к себе не было.

…Так погиб Дон-Жуан.