Бухарин. Политическая биография. 1888 — 1938
Шрифт:
Одна политическая победа не далась Сталину в руки на этом пленуме, да и то ненадолго: хотя деморализованные и сломленные сторонники Бухарина, еще остававшиеся в ЦК, публично покаялись на пленуме {1337}, Бухарин, Рыков и Томский с «чрезвычайным упорством» продолжали отказываться от покаяния {1338}. Однако неделю спустя, 25 ноября, они наконец пошли на попятную и подписали краткое заявление с признанием своих политических ошибок, опубликованное на следующий день. Содержавший эту уступку абзац гласил:
Мы считаем своим долгом заявить, что в этом споре оказались правы партия и ее ЦК. Наши взгляды… оказались ошибочными. Признавая эти свои ошибки, мы, со своей стороны, [поведем] решительную борьбу против всех уклонов от генеральной линии партии и, прежде всего, против правого уклона {1339}.
Хотя это заявление не было тем самоуничижительным покаянием, которого добивался Сталин, оно представляло собой политическую капитуляцию и конец бухаринской оппозиции.
Неясно, почему Бухарин подписал заявление, он был меньше расположен к этому, чем Рыков и Томский {1340}. Что это не было искренней переменой убеждений или упадком духа, продемонстрирует его смелое поведение в последующие месяцы. Вероятно, какую-то роль в его решении сыграла тревога за судьбу его молодых последователей из «бухаринской школы», в особенности Слепкова, Марецкого, Цетлина, Петровского, Зайцева и Айхенвальда. Выдерживая ссылку и чудовищное давление, они подражали Бухарину в его вызывающем неповиновении, отказавшись отречься от него и от своих антисталинских взглядов. Теперь им грозили еще худшие репрессии, включая арест. Бухаринская уступка, по-видимому, временно облегчила их положение или по крайней мере развязала им руки и позволила выступить с аналогичными заявлениями {1341}. Другим соображением был, по всей вероятности, «партийный патриотизм». Так или иначе страна стояла на краю грандиозных, рискованных пертурбаций, не лишенных героических обертонов. В таких условиях Бухарин видел свой долг в служении партии, что значило подчинение «партийной дисциплине», соблюдение видимости единства и покаянный жест.
Каковы бы ни были ее причины, капитуляция Бухарина — крупнейшего представителя альтернативной «генеральной линии» — увенчала рывок Сталина к власти и утвердила его непререкаемое главенство. Она официально отмечалась совместно с рождением сталинского культа. 21 декабря, в день сталинского 50-летия, печать заполнилась льстивыми панегириками в его адрес: он был назван «наиболее выдающимся продолжателем дела Ленина и его наиболее верным учеником, вдохновителем всех главнейших мероприятий партии в ее борьбе за построение социализма… общепризнанным вождем партии и Коминтерна». В числе его заслуг упоминалось разоблачение «антипролетарской, кулацкой» сущности бухаринских идей {1342}. В последующие годы этот культ превратился в громогласнейшее прославление Сталина, которому будут приписаны все качества и достижения, ранее приписывавшиеся партии и ее руководству в целом. Тогда же закончилась карьера Бухарина (которому был всего 41 год) как вождя большевистской революции и «наследника Ленина». Оставалась еще значительная «посмертная жизнь» в политике, но всего лишь посмертная жизнь, не более.
Как однажды заметил Вендел Филлипс, «революций не делают, революции наступают». Революции «сверху», однако, делают, что и произошло в СССР в декабре 1929 г. Игнорируя отчаянные сообщения о вопиющих беззакониях и нарастающем хаосе в деревне, Сталин теперь бомбардировал сельские кадры категорическими директивами с требованиями ускорить темпы коллективизации. Суть этих директив сводилась к следующему: «Каждый, кто не идет в колхоз, есть враг Советской власти». Комиссия по коллективизации заседала с 8 по 22 декабря, и восемь ее подкомитетов выдвинули ряд предложений по процедуре и графику перехода к колхозам. Сталин категорически отверг все эти предложения и потребовал коллективизации «безо всяких ограничений». 27 декабря — снова без санкции партии — он объявил о последнем, кровавом аспекте коллективизации — о «ликвидации кулачества как класса». Подкрепленное спешно выработанным понятием «подкулачники», раскулачивание санкционировало насильственную коллективизацию 125-миллионного крестьянства страны и тотальную войну против каждого, кто ей противился {1343}. То был погребальный звон по нэпу и конец целой эпохи.
ГЛАВА 10.
ПОСЛЕДНИЙ БОЛЬШЕВИК
Что-то надвигается — огромное, неясное, грозное.
По вечным, железным
Великим законам
Все мы должны
Бытия своего
Круги завершить.
Чтобы понять последние восемь лет жизни Бухарина, следует понять природу и значение сталинской «революции сверху». В разных формах она длилась десятилетие — с начала насильственной коллективизации в 1929 г. до 1939 г., когда кровавая сталинская чистка пошла на убыль. По любому критерию социальных изменений она явилась поистине грандиозным сдвигом, в корне преобразившим не только экономические и социальные основы советского общества, но и сущность политического строя. Именно в процессе этого сдвига в 30-е годы сформировался нынешний Советский Союз с его огромной военно-промышленной мощью и утвердилось новое политическое явление — сталинизм.
С 1929 по 1936 г. — период первой и второй пятилеток — сталинский «великий перелом» заключался, прежде всего, в экономической революции, бывшей смесью принуждения, достопамятного героизма, катастрофических просчетов и блистательных достижений. Лишь немногие из плановых задач первой пятилетки были решены в намеченный срок, однако то, что было построено тогда, упрочивалось и умножалось во время второй, более прагматической и скромной пятилетки и послужило фундаментом индустриального общества. К 1937 г. уровень производства в тяжелой промышленности превысил уровень 1928 г. в три-шесть раз (в зависимости от того, какие использовать показатели); производство стали выросло в четыре раза, угля и цемента — более чем в три раза, нефти — более чем в два раза; производство электроэнергии возросло в семь раз. Одновременно с расширением и переоснащением старых заводов вырастали, нередко в ранее отсталых районах, новые города, отрасли промышленности, электростанции, сталелитейные комплексы и внедрялась новая технология. Число фабрично-заводских рабочих и городское население удвоились. Общее число учащихся выросло с 12 млн. до более чем 31 млн. К 1939 г. была ликвидирована неграмотность среди граждан моложе 50 лет {1344}.
Не менее поразительной оказалась и цена этого скачка в экономическую современность. Особенно для членов партии, но также и для многих рядовых граждан то было время неподдельного энтузиазма, лихорадочных усилий и добровольных жертв {1345}. Для большинства, в том числе для нескольких миллионов тех, кому были уготованы высылка, исправительно-трудовые лагеря и смерть, то было время страха, репрессий и нищеты. Концентрация ресурсов в тяжелой индустрии, искоренение частной промышленности и торговли, практический развал сельского хозяйства в годы коллективизации и эпидемия бесхозяйственности, вызванная плохим руководством, постоянными поломками, работающим на износ, неправильно используемым оборудованием и неумелыми работниками, на долгие годы оставили в жизни советского общества свой губительный отпечаток. В городах, которые пострадали меньше, резко сократился жилой фонд, а потребление мяса, жиров и птицы на душу населения в 1932 г. составляло лишь треть от уровня 1928 г. Фабрично-заводские рабочие потеряли право менять место работы без официального разрешения и подвергались тяжелым наказаниям за прогулы, а реальная заработная плата уменьшилась, возможно, на целых 50 % в начале 30-х гг. {1346}. Карточная система и очереди сделались обыденным явлением; товары широкого потребления почти совсем исчезли, сфера обслуживания сошла на нет.
Гораздо более тяжелые удары обрушились на деревню во время четырехлетней гражданской войны, известной всем как коллективизация. Великие революции почти всегда избирают своей жертвой какой-то класс общества — в данном случае то были 25 млн. крестьянских семей. Большинству из них не хотелось расставаться со своими жалкими полосками земли, инвентарем и скотом и превращаться в колхозников. Их силой заставила сделать это партия-государство, которая в дополнение к налоговому и административному принуждению прибегала к беспрестанным конфискациям, массовым арестам, ссылкам и вооруженным нападениям силами сельских активистов, присланных из города рабочих, милиции и даже армейских частей. Крестьяне отбивались, часто вступая в ожесточенные стычки с властями, иногда поднимая массовые восстания, но в основном обращаясь к традиционной форме протеста — уничтожению урожая и забою скота {1347}.
Характер этой борьбы был определен в январе-феврале 1930 г. Подгоняемые угрожающими указаниями Сталина и чисткой «правых», местные власти обрушили массовый террор как на кулаков, так и на середняков и бедняков. К марту была коллективизирована половина всех дворов (более 10 млн. семей). Масштабы разгрома, однако, заставили Сталина объявить временную передышку, что он сделал в примечательной статье, где обвинил местное начальство в перегибах и нашел у него «головокружение от успехов». Последовал массовый выход из колхозов, в результате чего процент коллективизированных дворов упал с 57,6 % в марте до 23,6 % в июне {1348}. Однако отступление это произошло слишком поздно для того, чтобы предотвратить катастрофу. Опубликованные в 1934 г. цифры показывают, что тогда пало более половины имевшихся в стране 33 млн. лошадей, 70 млн. крупного рогатого скота, свиней, а также две трети из 146 млн. овец и коз; в основном это произошло в период, который в одном официальном труде по истории пренебрежительно называется «кавалерийской атакой» января-февраля 1930 г. {1349}. На аграрную страну вряд ли могло обрушиться большее несчастье. Двадцать лет спустя поголовье скота все еще было меньше, чем в 1928 г.